Продолжая вчерашнюю тему: есть загадка в вопросе определения лжи и попытках создавать инструменты и техники для ее выявления. Давайте посмотрим лишь на один эксперимент из тысячи подобных, проведенных за последние десятки лет, который проиллюстрирует, что я имею в виду.

Как вы относитесь к абортам? Фактически сегодня в обществе существует два взгляда на этот вопрос: есть люди, которые считают, что это выбор женщины и вопрос обстоятельств, и другие, которые считают, что даже мысль об этом кощунственна. Какой бы вы точки зрения ни придерживались, у вас наверняка есть возможность привести аргументы в ее защиту.

200 человек были привлечены в качестве участников эксперимента (Newman et al., 2003). Им было дано задание выразить два мнения относительно абортов – одно, в которое они верили, и второе – в которое не верили, то есть солгать. Им также было сказано, что позже, другая группа людей будет анализировать эти сочинения и пытаться определить, какое из них выражает искреннюю позицию, а какое – нет. Одна группа писала эти короткие эссе дома, вторая – в лаборатории, а третья группа – высказывала эти два противоположных мнения на видеокамеру. В результате получилось 400 мнений, половина из которых были ложными. И обнаружить это предстояло специально отобранным людям. Им предстояло ответить «да» или «нет» на вопрос «Выражает ли автор этого эссе свои искренние чувства по вопросу абортов?» Каждое из 400 эссе было оценено 7-9 судьями. Одновременно с этим, все эссе были подготовлены и «скормлены» компьютерной контентно-аналитической лингвистической программе, способной классифицировать некоторые группы слов, по которым можно определить ложь.

Результаты получились такие: судьи смогли определить обман только в 52% случаях. По сути, такого результата можно было достичь простым подбрасыванием монетки. И какое исследование по теме определения лжи вы не посмотрите, результаты будут примерно такими же. Компьютерная программа определила обман в 67% случаях, что является весьма высоким показателем на сегодняшний день.

И загадка заключается в следующем: почему мы так плохо определяем обман и ложь? И почему мы стремимся делать это лучше? Не напоминает ли это спорт, когда все мы можем пробежать сто метров, но только люди, посвятившие бегу свою жизнь, могут преодолеть 10 секундный барьер? В определении лжи тоже есть редкие специалисты, отдавшие этому тысячи часов, способные определять ложь в 70% случаях. Не означает ли это, по аналогии со спортом, что определение лжи – не такая уж значимая способность для нас и нашей повседневной жизни, и, возможно, нам не стоит тратить время на ее развитие? Так же, как нам не надо бегать стометровку за 10 секунд, нам не надо учиться определять ложь, только если ваша работа не связана с такой необходимостью.

Еще один вывод можно сделать о том, что у нас нет встроенного детектора лжи. Ведь компьютерная программа просто подсчитывала частоту появления определенных категорий слов, и, на основании этого, могла делать вывод. Теоретически, мы могли бы делать это по ходу разговора с человеком, но проблема в том, что мы не слышим этого. Это может быть свидетельством того, что в разговоре с другим человеком есть куда более важные составляющие, которые нас интересуют, и на которые стоит тратить ресурсы мозга, и ложь к ним не относится. Подтверждением этому может служить тот факт, что мы очень быстро реагируем на слова, определяющие социальный статус, и уже через минуту можно понять, кто из собеседников занимает лидирующее место, а кто – подчиненное (Burris et al., 2009). И мы делаем это вполне подсознательно, автоматически. Разумеется, можно научиться слышать маркеры лжи, и после тренировок, значительно повысить свои способности.

Безусловно, можно выйти к многочисленным теоретическим объяснениям, почему определение лжи не относится к важным способностям человека. Согласно одной, ложь – весьма позднее изобретение человечества, и еще 3000 лет назад ее не существовало, но ни один исторический документ не говорит нам о том, что это было прекрасное время.

Возможно, ложь – действительно смазка социальных отношений, некий социальный инструмент, который позволяет нам адаптироваться к постоянно меняющимся ситуациям в общении с другими людьми. Дети учатся обманывать довольно рано, как раз для этих целей. Не могу припомнить примеров того, что каких-то детей воспитали таким образом, что они ни разу не пользовались этим инструментом и стали отлично функционирующими членами нашего общества. И получается, что определение лжи не только не нужно, но и вредно для социальной адаптации. Представьте себе человека, который всегда точно знает, когда другие обманывают его или кого-то другого. Кроме затрат времени в сотни или тысячи часов, многие печали принесет это ему, и с большой вероятностью приведет либо к грандиозному цинизму, депрессии и социальной изоляции.

Burris, E., Rodgers, M., Mannix, E., Hendron, M., and Oldroyd, M. (2009). Playing favorites: The influence of leaders’ inner circle on group processes and performance. Personality and Social Psychology Bulletin, 35, 1244–57.

Newman, M. L., Pennebaker, J. W., Berry, D. S., & Richards, J. M. (2003). Lying words: Predicting deception from linguistic styles. Personality and Social Psychology Bulletin, 29, 665–75.

В последнем номере журнала The Psychologist, печатном издании Британского Психологического Общества (BPS) – статья о тестировании Хертфордширской полицией полиграфа для выявления лиц, скачивающих из интернета непристойные фотографии с детьми.

В отличие от Америки, и России, использование детектора лжи в Великобритании находится в распоряжении ведущих ток-шоу дневного телевидения. Мне было приятно узнать (все-таки, я вот уже сколько лет член Британского Психологического Общества), о том, что еще в 2004 году Общество высказалось крайне отрицательно по поводу использования полиграфа. Профессор Олдрет Фрей (Aldret Vrij) из Университета Портсмута сказал, что и без того никудышная аккуратность полиграфа, даже в самых благоприятных условиях, зависит от используемого психологического теста. А тесты, созданные для оценки сексуальных преступников – самые неаккуратные. Происходит это от того, что предполагаемому преступнику задают вопрос неспецифического характера, вроде «Совершали ли Вы, в течение последних нескольких месяцев, что-нибудь такое, что могло бы меня заинтересовать?». Ничего себе вопрос! Нормального человека такой вопрос должен ввести в ступор, унести в пучины рефлексии, усыпить, убить или рассмешить. Человек якобы должен догадаться, что может или должно заинтересовать полицейского, и если он что-то такое делал, то полиграф покажет его взволнованность. А тест продолжается дальше, и, поскольку отвечать надо только «да» или «нет», то по окончании теста, даже если человек его провалил, останется непонятным, что именно он такого делал, что должно быть интересно полицейскому. И последующие собеседования и беседы должны это выявить.

Профессор Фрей говорит, что вместо того, чтобы полагаться на теоретически несостоятельные и практически неаккуратные показания полиграфа, полиция могла бы потратить время, усилия и деньги на тренировку методов допросов, позволяющих добывать вербальные подтверждения лжи подозреваемых, – то, что психология может с готовностью предоставить.

Но мне кажется, что ученые миндальничают. Надо назвать вещи своими именами – определение лжи, во всяком случае, сегодня, с помощью полиграфов – полная ерунда. Всякому тестированию на полиграфе место, действительно, только в дневном ток-шоу для скучающих домохозяек. Если вам кто-то предлагает или навязывает пройти тестирование, скажите ему отправиться в ад. Попросите этого человека показать вам хотя бы с десяток исследований, опубликованных в серьезных научных журналах (а не в Мурзилке), которые безоговорочно признают аккуратность и достоверность тестирования на полиграфе. И он не сможет того сделать – просто потому, что таких исследований нет. И если организация или компания, которая принимает людей на работу, основывает свое решение, в том числе на тестах полиграфа, то это никудышная контора, в самом деле. Она может быть крута в чем-то, но в психологии у нее полная черная дыра, или она использует это тестирование совсем для других целей, например, подавления свободы и злобного манипулирования работником.

Jarrett, C. (2012). The polygraph on trial. The Psychologist, Vol.2, 2, p. 104-105.