Продолжая вчерашнюю тему: есть загадка в вопросе определения лжи и попытках создавать инструменты и техники для ее выявления. Давайте посмотрим лишь на один эксперимент из тысячи подобных, проведенных за последние десятки лет, который проиллюстрирует, что я имею в виду.

Как вы относитесь к абортам? Фактически сегодня в обществе существует два взгляда на этот вопрос: есть люди, которые считают, что это выбор женщины и вопрос обстоятельств, и другие, которые считают, что даже мысль об этом кощунственна. Какой бы вы точки зрения ни придерживались, у вас наверняка есть возможность привести аргументы в ее защиту.

200 человек были привлечены в качестве участников эксперимента (Newman et al., 2003). Им было дано задание выразить два мнения относительно абортов – одно, в которое они верили, и второе – в которое не верили, то есть солгать. Им также было сказано, что позже, другая группа людей будет анализировать эти сочинения и пытаться определить, какое из них выражает искреннюю позицию, а какое – нет. Одна группа писала эти короткие эссе дома, вторая – в лаборатории, а третья группа – высказывала эти два противоположных мнения на видеокамеру. В результате получилось 400 мнений, половина из которых были ложными. И обнаружить это предстояло специально отобранным людям. Им предстояло ответить «да» или «нет» на вопрос «Выражает ли автор этого эссе свои искренние чувства по вопросу абортов?» Каждое из 400 эссе было оценено 7-9 судьями. Одновременно с этим, все эссе были подготовлены и «скормлены» компьютерной контентно-аналитической лингвистической программе, способной классифицировать некоторые группы слов, по которым можно определить ложь.

Результаты получились такие: судьи смогли определить обман только в 52% случаях. По сути, такого результата можно было достичь простым подбрасыванием монетки. И какое исследование по теме определения лжи вы не посмотрите, результаты будут примерно такими же. Компьютерная программа определила обман в 67% случаях, что является весьма высоким показателем на сегодняшний день.

И загадка заключается в следующем: почему мы так плохо определяем обман и ложь? И почему мы стремимся делать это лучше? Не напоминает ли это спорт, когда все мы можем пробежать сто метров, но только люди, посвятившие бегу свою жизнь, могут преодолеть 10 секундный барьер? В определении лжи тоже есть редкие специалисты, отдавшие этому тысячи часов, способные определять ложь в 70% случаях. Не означает ли это, по аналогии со спортом, что определение лжи – не такая уж значимая способность для нас и нашей повседневной жизни, и, возможно, нам не стоит тратить время на ее развитие? Так же, как нам не надо бегать стометровку за 10 секунд, нам не надо учиться определять ложь, только если ваша работа не связана с такой необходимостью.

Еще один вывод можно сделать о том, что у нас нет встроенного детектора лжи. Ведь компьютерная программа просто подсчитывала частоту появления определенных категорий слов, и, на основании этого, могла делать вывод. Теоретически, мы могли бы делать это по ходу разговора с человеком, но проблема в том, что мы не слышим этого. Это может быть свидетельством того, что в разговоре с другим человеком есть куда более важные составляющие, которые нас интересуют, и на которые стоит тратить ресурсы мозга, и ложь к ним не относится. Подтверждением этому может служить тот факт, что мы очень быстро реагируем на слова, определяющие социальный статус, и уже через минуту можно понять, кто из собеседников занимает лидирующее место, а кто – подчиненное (Burris et al., 2009). И мы делаем это вполне подсознательно, автоматически. Разумеется, можно научиться слышать маркеры лжи, и после тренировок, значительно повысить свои способности.

Безусловно, можно выйти к многочисленным теоретическим объяснениям, почему определение лжи не относится к важным способностям человека. Согласно одной, ложь – весьма позднее изобретение человечества, и еще 3000 лет назад ее не существовало, но ни один исторический документ не говорит нам о том, что это было прекрасное время.

Возможно, ложь – действительно смазка социальных отношений, некий социальный инструмент, который позволяет нам адаптироваться к постоянно меняющимся ситуациям в общении с другими людьми. Дети учатся обманывать довольно рано, как раз для этих целей. Не могу припомнить примеров того, что каких-то детей воспитали таким образом, что они ни разу не пользовались этим инструментом и стали отлично функционирующими членами нашего общества. И получается, что определение лжи не только не нужно, но и вредно для социальной адаптации. Представьте себе человека, который всегда точно знает, когда другие обманывают его или кого-то другого. Кроме затрат времени в сотни или тысячи часов, многие печали принесет это ему, и с большой вероятностью приведет либо к грандиозному цинизму, депрессии и социальной изоляции.

Burris, E., Rodgers, M., Mannix, E., Hendron, M., and Oldroyd, M. (2009). Playing favorites: The influence of leaders’ inner circle on group processes and performance. Personality and Social Psychology Bulletin, 35, 1244–57.

Newman, M. L., Pennebaker, J. W., Berry, D. S., & Richards, J. M. (2003). Lying words: Predicting deception from linguistic styles. Personality and Social Psychology Bulletin, 29, 665–75.

Меня попросили написать что-то реально важное. Действительно, есть ситуации, когда нам жизненно необходимы идеи, варианты, и правильные  решения. Поговорим о детях – что может быть важнее?  Существуют, общепризнанно, три главных страха родителей и реальные опасности для детей: беременность, наркотики (или алкоголь) и насилие. Сегодня мы говорим о беременности.

Ничего особенно хорошего в подростковой беременности и мамах-тинейджерах, прямо скажем, нет (Stein & St. George, 2009).

Мамы-подростки вероятнее всего:
1) бросят школу и перестанут учиться,
2) их заработок в будущем, и, в целом, на протяжении всей жизни, будет ниже других сверстников,
3) останутся матерями-одиночками,
4) дополнительно плюс в 25% случаях родят еще одного ребенка до достижения двадцатилетнего возраста.

Дети матерей-подростков, вероятнее всего (Terry-Humen, Manlove, & Moore, 2005):
1) станут жертвами насилия в семье,
2) отправятся в детский дом,
3) будут развиты хуже сверстников,
4) бросят школу до окончания,
5) отправятся в тюрьму подростками, или молодыми людьми.

Эти вероятности учитывают социально-экономический статус и другие характеристики. Иными словами, это все очень серьезно, независимо от того, девочка из бедной или богатой семьи.

Какой именно подросток имеет больше шансов стать слишком молодой матерью? Исследования (Bonell et al., 2005, Fletcher et al., 2007, Harden et al., 2006) показывают, что это девочки-подростки, занимающиеся незащищенным сексом, а это, в свою очередь, связано с тем, с какой компанией они водятся, есть ли у них более-менее ясные планы на будущее. А это зависит от того, насколько они интегрированы в общество. Иными словами, если девочка чувствует себя чужаком в школе и во дворе, социально-исключенной, оторвана от общества, то она, вероятнее всего, будет водиться с плохими ребятами, плевать на будущее, и иметь склонность к рискованному поведению. Один из видов такого рискованного поведения – незащищенный секс.

Социальная изоляция, – нешуточное дело. По ощущениям, это – как реальная физическая боль. Социальная изоляция ведет к отказу от важнейших вещей в жизни в обмен на немедленное удовольствие. Смотрите больше здесь: И снова о деньгах.

Я как-то писал о том, что является показателем и одновременно средством против социальной изоляции здесь: Про собак, Достоевского и сопереживание  и здесь: Одиночество, теплая ванна и плюшевый мишка. Это прекрасно, но одной собакой и ванной дело не решишь, когда вопрос стоит о таком серьезном деле, как беременность подростка.

Ужасное заключается в том, что большинство советов, которые получают родители, не меняют ситуации. Эффективность практически всех государственных программ по предотвращению подростковой беременности – неизвестна, в лучшем случае они не работают, а зачастую – приводят к ухудшению ситуации.

Что же делать в таком случае? Надо изменить вербализацию себя подростком. Уйти от описания себя вроде: «я – никому не нужный здесь человек», «меня здесь никто не любит», и т.п., и превратить в: «я – любимый и популярный ученик в своей школе», «меня в школе любят и уважают» и т.п.

А самый лучший способ изменить видение себя – сначала поменять поведение. И видение изменится соответственно, например: «поступай хорошо – станешь хорошим», и даже, если угодно: «поступай как богач, станешь богачом».

Одно из реально действующих решений – занять такого подростка общественно-полезной добровольной работой. Звучит, может быть, пафосно, но это, вероятнее всего, самое эффективное средство (Klerman, 2004; Teen Pregnancy, 2008). Это означает – привести его и увлечь благотворительной работой, социальными мероприятиями и прочими, в таком же духе. Хотя бы 20 часов в год, поставьте себе цель, это доказала программа – это работает. Подростки втягиваются и проводят гораздо больше времени. Добровольная работа – это поведение, и оно изменит видение самой себя подростком. Девочка, практически сразу, сможет сказать, что она кому-то нужна, что ее любят, и что она – ценный член общества. Ее реально где-то ждут и ей рады каждый раз, когда она приходит. И риски покорежить свою жизнь начинают стремительно уменьшаться. Это приводит, в частности, (в сравнении с обычным подростком) к увеличению возраста, когда девочка-подросток занимается сексом в первый раз, уменьшению частоты занятий сексом, снижает риск подростковой беременности на 50%, и увеличивает успеваемость (O’Donnell et al., 2002; Wilson, 2011).

Смысл этой статьи – помочь родителям предотвратить подростковую беременность, прежде всего. Было бы наивно предполагать, что это должно вызывать интерес у местных или национальных властей.  А пока в школах занимаются программами, которые не работают, это подростки и их родители, кто платит за это цену.

Bonell, C., Allen, E., Strange, V., Copas, A., Oakley, A., Sephenson, J., & Johnson, A. (2005). The effect of dislike of school on risk of teenage pregnancy: Testing of hypotheses using longitudinal data from a randomised trial of sex education. Journal of Epidemiology and Community Health, 60, 502–506.

Fletcher, A., Harden, A., Brunton, G., Oakley, A., & Bonell, C. (2007). Interventions addressing the social determinants of teenage pregnancy. Health Education, 106, 29–39.

Harden, A., Brunton, G., Fletcher, A., Oakley, A., Burchett, H., & Backhans, M. (2006). Young people, pregnancy and social exclusion: A systematic synthesis of research evidence to identify effective, appropriate and promising approaches for prevention and support. London: EPPI-Centre, Social Science Research Unit, Institute of Education, University of London.

Klerman, L. V. (2004). Another chance: Preventing additional births to teen mothers. The National Campaign to Prevent Teen and Unplanned Pregnancy. Retrieved from http://www.thenationalcampaign.org/default.aspx

O’Donnell, L., Stueve, A., O’Donnell, C., Duran, R., Doval, A. S., Wilson, R. F., Haber, D., Perry, E., & Pleck, J. H. (2002). Long-term reductions in sexual initiation and sexual activity among urban middle schoolers in the Reach for Health Service Learning Program. Journal of Adolescent Health, 31, 93–100.

Stein, R., & St. George, D. (2009, March 19). Teenage birth rate increases for second consecutive year. Washington Post, pp. A1, A4.

Teen Pregnancy (2008). Centers for Disease Control and Prevention. Retrieved July 3, 2008, from http://www.cdc.gov/reproductivehealth/AdolescentReproHealth/

Terry-Humen, E., Manlove, J., & Moore, K. A. (2005). Playing catch-up: How children born to teen mothers fare. National Campaign to Prevent Teen Pregnancy. Retrieved from http://www.teenpregnancy.org/works/pdf/PlayingCatchUp.pdf

Wilson, T. D. (2011). Redirect : the surprising new science of psychological change (1st ed.). New York, NY: Little, Brown and Company.