Tag Archives: социальный статус

Язык лидера: Секретная жизнь местоимений

Джеймс Пеннебейкер. James PennebakerМоя беседа с профессором Джеймсом Пеннебейкером, напечатанная в декабрьском номере журнала «VIP-Premier».

Сцена из «Крестного отца». В комнате – главы пяти семей мафии, включая Вито Корлеоне. Они обсуждают, стоит ли семьям заняться продажей наркотиков. Два дона, Татаглия и Барзини, ожидают наибольших выгод от этого совещания. Корлеоне подозревает, что Татаглия стоит за убийством его сына Сантино.

Барзини: Итак, мы договорились. Торговля наркотиками разрешена, но будет контролироваться, и дон Корлеоне даст защиту на востоке, и будет мир.

Татаглия: Но мне хотелось бы получить надежные  гарантии  со стороны Корлеоне.  Идет время, и его позиция становится сильнее. Не предпримет ли он вендетту?

Барзини: Послушай, мы все тут разумные люди. Мы не должны давать гарантии, как какие-то юристы…

В следующей сцене, после совещания, дон Корлеоне говорит своему юристу, Тому Хагену:

— Татаглия — обыкновенный сутенер. Он никогда бы не справился с Сантино. Но мне абсолютно  ясно, что тут не обошлось без Барзини.

Как Корлеоне догадался об этом? Марио Пьюзо интуитивно смог передать в словах персонажей ту невидимую игру языка, которая отличает  человека с высоким статусом от подчиненного. Барзини часто использует местоимение «мы», тогда как Татаглия – местоимение «я» и его производные. Использование местоимения «мы» — хороший индикатор высокого статуса, а «я» — низкого.

Этим примером открывается глава книги «Секретная жизнь местоимений. Что наши слова говорят о нас» Джеймса Пеннебейкера.

Автор и редактор 10 книг и почти 300 научных статей, широко цитируемых учеными в психологии, психиатрии и медицине, Джеймс Пеннебейкер – профессор и заведующий кафедрой психологического факультета Университета Техас в Остине.

Профессор Пеннебейкер – один из самых значимых ученых в современной психологии языка. Он невероятно востребован, как у себя в университете, так и у международного сообщества. Несмотря на занятость, согласился дать интервью журналу «VIP-Premier».

В Вашей книге целая глава посвящена языку лидерства, власти и высокого статуса. Как вы оказались вовлечены в эту тему?

Как и с большинством моих исследований, это произошло случайно. Один из моих студентов заинтересовался темой языка общения людей по электронной почте. Нам стало любопытно, сколько мы можем узнать об отношениях двух людей, анализируя слова в письмах, которыми они обмениваются. Мы решили выяснить следующие факторы измерения отношений:

Насколько люди нравятся друг другу;
Насколько хорошо они друг друга знают;
Каков статус каждого из них в этом общении;
Как люди говорят с представителями, своего и противоположного пола.

Мы проанализировали множество писем, авторы которых общались по электронной почте с людьми разного возраста, пола, статуса, привлекательности и так далее. Самой значительной находкой оказался статус. Теперь мы можем определять, у кого выше статус, просто подсчитывая частоту употребления личного местоимения первого лица.

Лидеры говорят как-то иначе, не так, как другие?

У человека, занявшего позицию лидера, изменяется язык. Одним из самых показательных слов в этом плане является местоимение первого лица единственного числа — «я» (и его производные: «мой», «по-моему», «мне» и т.п.) Использование этого местоимения отражает внимание к себе, осознание и озабоченность внутренними мыслями и чувствами. Множество исследований показало, что слово «я» связывается с тревогой, неуверенностью и депрессией. Лидеры, которым комфортно в своем положении, обычно не погружаются в себя, а, напротив, смотрят на тех, кто их окружает. И, соответственно, лидеры используют местоимение «я» гораздо меньше, чем не лидеры. Единственное исключение — новый лидер. Обычно человек, только что занявший лидерскую позицию, еще не уверен в себе,  и использует «я» гораздо чаще вначале, чем месяцы спустя.

То есть можно определить, кто лидер в группе, замечая, какие слова употребляют люди?

Я могу это делать с вероятностью выше случайности. Если в группе пять человек, и они говорят не меньше 10 минут, я, скорее всего, смогу определить лидера в 60% случаях (20% — уровень случайности). Для этого мне даже не понадобится  анализировать текст с помощью специальной программы.

Речевые индикаторы статусаПочему местоимения так важны? Что особенного в их использовании?

Местоимения сообщают нам, на что направлено внимание человека. Тот, кто не уверен в себе, обращает много внимания на свои чувства, а уверенный – на других людей. Человек, который думает о других людях, по определению, будет говорить о них, то употреблять местоимения «мы», «вы» и так далее. Когда мы понимаем, чему человек уделяет внимание, мы начинаем понимать кто он, о чем он думает, что его волнует.

Почему мы не умеем замечать эти нюансы в речи?

Так сложилось, что наш мозг не создан для такой работы. В разговоре или при чтении книги, мы фокусируем свое внимание на содержании – нам необходимо знать, что было сказано. И, как следствие, мы склонны игнорировать, как это было сказано.

Есть ли в речи какие-то еще признаки, выделяющие лидера, кроме местоимений?

Такие признаки есть, но их наличие зависит от натуры лидера. Лидеры, которые эмоционально отстраненны, говорят более формально, то есть используют сложные, редкие или замысловатые слова, длинные предложения, и больше существительных, и артиклей (в английском языке – Прим. ред.). Открытые к общению лидеры чаще рассказывают истории, употребляют все местоимения, используют эмоциональные слова и глаголы в прошедшем времени.

А что вы скажете о человеке, который почти совсем или совсем не употребляет местоимения?

Обычно так поступают люди, которые очень формальны и эмоционально отстранены от ситуации.

Возможно ли, изменив свой язык, заставить людей воспринимать себя как лидера?

Сложный вопрос. В целом, язык – отражение нашего психологического состояния. Люди не очень хорошо могут отслеживать нюансы речи. Если нервничающий или неуверенный в себе лидер перестанет использовать слова «я», люди все равно могут заметить невербальный язык его тела, пот, цвет лица, и все равно увидят его таким, какой он есть на самом деле.

Вы упомянули невербальную коммуникацию. Что эффективнее – анализ «языка тела» или анализ речи?  

Если цель – определить лидера, я поставил бы на речь, нежели на невербальную коммуникацию. Были десятки исследований, изучавших невербальное поведение людей в группе, и оказалось, что по нему очень сложно определить, кто занимает лидирующие позиции. Хотя никто и не сравнивал эти два подхода, я думаю, что анализ речи все же будет лучше.

Выбор лидера, будь он главой страны или корпорации, – всегда сложная задача. Может ли анализ языка потенциального кандидата каким-то образом помочь в таком выборе?

Вот тут и начинаются настоящие проблемы. По тому, как человек ведет себя в одной ситуации, далеко не всегда можно предсказать его поведение в другой ситуации. Собеседование при приеме на работу требует, к примеру, один набор навыков, но выполнение работы в составе команды требует совершено иные качества. Насколько я знаю, никто еще не брался предсказывать хорошего лидера, основываясь на анализе языка. Моя интуиция мне говорит, что, скорее всего, это не получится.

Может ли лидер стать более эффективным, изменив свой язык?

Вероятно, нет. Единственный способ, который может сработать, — это изменить отношение людей к лидеру. Просто изменив свою речь, вы не сможете изменить то, как вы думаете о себе.

Можем ли мы предсказать, основываясь на анализе языка, кто из нескольких претендентов победит на выборах?

Анализ позволит предсказать это всего лишь чуть лучше, чем подбрасывание монетки. Проблема в том, что качества, которые требуются для избрания, имеют мало общего с качествами, которые нужны, чтобы быть хорошим лидером. Это очень разные таланты.

Бывает ли такое, что люди используют неуместные и неподходящие слова, думая, что это поможет создать нужное им впечатление, а происходит в точности наоборот?  

Да, я думаю, это возможно, но все не так просто. Люди также употребляют и подходящие и уместные слова, думая, что это им поможет, а происходит наоборот.

Джон Керри, John F. KerryВ президентской кампании 2004 года демократ Джон Керри боролся с республиканцем Джорджем Бушем. У Керри, по мнению наблюдателей, была проблема с имиджем: он выглядел отчужденно, скованно и слегка высокомерно. Его речь казалась неискренней и сухой. Его советники рекомендовали ему чаще использовать в речи местоимения «мы» и «наш», и снизить употребление местоимений «я». Они полагали, что это сделает их кандидата ближе к публике. Но, в сравнении с Бушем, Керри и так использовал слово «мы» в два раза больше, а местоимение «я» — в два раза меньше. Послушавшись советников, Керри стал звучать еще более холодно, отчужденно и эмоционально отстраненно. Даже одни из самых квалифицированных экспертов в стране, консультирующих кандидата в президенты, не смогли понять силы этих «невидимых» слов.

Вы полагаете, лидерам стоит знать о ваших исследованиях и выводах?

Некоторым бы точно не повредила речевая терапия. Но многим больше помогла бы психотерапия –это привело бы к изменению языка автоматически, коль скоро они стали бы более честными, аутентичными и теплыми людьми.

Можно ли с помощью анализа языка определить, кто из лидеров хорош, а кто  нет?

Это очень сложный вопрос, потому что он зависит от оценки лидерства разными людьми. Некоторые считают, что Обама – превосходной лидер, а другие – что он просто несчастье для страны. Дополнительная сложность еще в том, что история часто судит лидеров совсем по-другому, чем их оценивают современники. Я думаю, что анализ языка лучше всего подходит для оценки личности человека, того, как он думает, его связей с другими людьми.

Харизма – феномен, который сложно описать, но легко узнать. Какова роль языка в харизматичном лидере? 

Эта область еще мало изучена. Некоторые исследования, впрочем, говорят, что харизматичные лидеры склонны быть очень общительными и эмоциональными в своем общении. Лингвистически это выражается в повышенном количестве всех личных местоимений наряду с эмоциональными словами.

Меняется ли наш язык в зависимости от ситуации, с возрастом?

Да, язык очень зависит от контекста. Мы все говорим формально в формальных ситуациях, и неформально, когда окружены друзьями. Подростки, которые, в общем, довольно неуверены в себе, используют местоимение «я» в значительно большей мере, чем пожилые люди. Наша речь меняется и в зависимости от событий в нашей жизни.

Рудольф Джулиани, Rudy GiulianiРудольф Джулиани, будучи мэром Нью-Йорка, воспринимался как очень агрессивный, самоуверенный и жесткий человек. Но он был эффективным мэром, и решил бороться за место в Сенате. Поздней весной 2000 года его жизнь перевернулась – врачи обнаружили у него рак простаты, он развелся с женой, и прекратил борьбу за кресло сенатора.  Уже в июне все заметили, какой он теплый, обаятельный и романтичный человек. Анализ языка Джулиани показал, что он стал чаще говорить слова «я», реже «мы», использовать больше как позитивных, так и негативных эмоциональных слов. У него произошли драматические события в жизни, изменив его как личность, и это моментально отразилось в языке.  

Изменения речевых индикаторов в разные периодыАнализировали ли вы речи диктаторов?  

Да, мы изучали, как у лидеров, в частности, у Гитлера, менялся язык по мере приближения войны.  Мы не публиковали этого исследования, но, насколько я помню, Гитлер значительно меньше стал говорить личные местоимения первого лица единственного числа по мере приближения 1939 года. Та же картина наблюдалась и с Бушем по мере подготовки вторжения в Ирак.

Расскажите о вашей работе по предсказанию уровня агрессивности террористических групп, о которой вы упоминали  в своей книге?

У групп людей тоже есть свой характер, как и у отдельного человека. Одни группы агрессивны, другие нет. Одни разумны, другие – не очень. Мы заинтересовались возможностью создавать лингвистический профиль групп, изучая их коммуникацию – интервью, речи, статьи, пресс-релизы, посты в блогах и тому подобное. Мы особенно интересовались группами, такими как «Аль-Каеда». В общем, мы обнаружили, что группы, склонные к насилию, используют очень личный, простой, злой и эмоциональный язык, в сравнении с группами миролюбивыми. Мы также пытались научиться предсказывать, когда та или иная агрессивная группа может совершить акт насилия, основываясь на их речах. Сейчас мы можем это предсказывать, с вероятностью выше случайной, но до совершенства еще далеко.

Все ваши исследования касаются английского языка? Полагаете ли вы, что аналогичная картина существует и в русском языке?

Мы изучали и применяли свои методы на примере многих языков. Эти паттерны должны присутствовать в русском языке, так же, как они есть и в древнегреческом, и в китайском и многих других языках.

Как люди воспринимают человека, задающего много вопросов, включая риторические?

Здесь я должен говорить как ученый: здесь нет простого ответа. При прочих равных условиях, люди, которые задают много вопросов, как правило, неуверены в себе, особенно если цель вопросов – отвлечь внимание от себя. Но, если вы журналист, это ничего не значит. Это ваша работа – задавать вопросы.

Беседу вел Борис Зубков.


Нужно ли нам определять ложь?

мужчина, читающий записиПродолжая вчерашнюю тему: есть загадка в вопросе определения лжи и попытках создавать инструменты и техники для ее выявления. Давайте посмотрим лишь на один эксперимент из тысячи подобных, проведенных за последние десятки лет, который проиллюстрирует, что я имею в виду.

Как вы относитесь к абортам? Фактически сегодня в обществе существует два взгляда на этот вопрос: есть люди, которые считают, что это выбор женщины и вопрос обстоятельств, и другие, которые считают, что даже мысль об этом кощунственна. Какой бы вы точки зрения ни придерживались, у вас наверняка есть возможность привести аргументы в ее защиту.

200 человек были привлечены в качестве участников эксперимента (Newman et al., 2003). Им было дано задание выразить два мнения относительно абортов – одно, в которое они верили, и второе – в которое не верили, то есть солгать. Им также было сказано, что позже, другая группа людей будет анализировать эти сочинения и пытаться определить, какое из них выражает искреннюю позицию, а какое – нет. Одна группа писала эти короткие эссе дома, вторая – в лаборатории, а третья группа – высказывала эти два противоположных мнения на видеокамеру. В результате получилось 400 мнений, половина из которых были ложными. И обнаружить это предстояло специально отобранным людям. Им предстояло ответить «да» или «нет» на вопрос «Выражает ли автор этого эссе свои искренние чувства по вопросу абортов?» Каждое из 400 эссе было оценено 7-9 судьями. Одновременно с этим, все эссе были подготовлены и «скормлены» компьютерной контентно-аналитической лингвистической программе, способной классифицировать некоторые группы слов, по которым можно определить ложь.

Результаты получились такие: судьи смогли определить обман только в 52% случаях. По сути, такого результата можно было достичь простым подбрасыванием монетки. И какое исследование по теме определения лжи вы не посмотрите, результаты будут примерно такими же. Компьютерная программа определила обман в 67% случаях, что является весьма высоким показателем на сегодняшний день.

И загадка заключается в следующем: почему мы так плохо определяем обман и ложь? И почему мы стремимся делать это лучше? Не напоминает ли это спорт, когда все мы можем пробежать сто метров, но только люди, посвятившие бегу свою жизнь, могут преодолеть 10 секундный барьер? В определении лжи тоже есть редкие специалисты, отдавшие этому тысячи часов, способные определять ложь в 70% случаях. Не означает ли это, по аналогии со спортом, что определение лжи – не такая уж значимая способность для нас и нашей повседневной жизни, и, возможно, нам не стоит тратить время на ее развитие? Так же, как нам не надо бегать стометровку за 10 секунд, нам не надо учиться определять ложь, только если ваша работа не связана с такой необходимостью.

Еще один вывод можно сделать о том, что у нас нет встроенного детектора лжи. Ведь компьютерная программа просто подсчитывала частоту появления определенных категорий слов, и, на основании этого, могла делать вывод. Теоретически, мы могли бы делать это по ходу разговора с человеком, но проблема в том, что мы не слышим этого. Это может быть свидетельством того, что в разговоре с другим человеком есть куда более важные составляющие, которые нас интересуют, и на которые стоит тратить ресурсы мозга, и ложь к ним не относится. Подтверждением этому может служить тот факт, что мы очень быстро реагируем на слова, определяющие социальный статус, и уже через минуту можно понять, кто из собеседников занимает лидирующее место, а кто – подчиненное (Burris et al., 2009). И мы делаем это вполне подсознательно, автоматически. Разумеется, можно научиться слышать маркеры лжи, и после тренировок, значительно повысить свои способности.

Безусловно, можно выйти к многочисленным теоретическим объяснениям, почему определение лжи не относится к важным способностям человека. Согласно одной, ложь – весьма позднее изобретение человечества, и еще 3000 лет назад ее не существовало, но ни один исторический документ не говорит нам о том, что это было прекрасное время.

Возможно, ложь — действительно смазка социальных отношений, некий социальный инструмент, который позволяет нам адаптироваться к постоянно меняющимся ситуациям в общении с другими людьми. Дети учатся обманывать довольно рано, как раз для этих целей. Не могу припомнить примеров того, что каких-то детей воспитали таким образом, что они ни разу не пользовались этим инструментом и стали отлично функционирующими членами нашего общества. И получается, что определение лжи не только не нужно, но и вредно для социальной адаптации. Представьте себе человека, который всегда точно знает, когда другие обманывают его или кого-то другого. Кроме затрат времени в сотни или тысячи часов, многие печали принесет это ему, и с большой вероятностью приведет либо к грандиозному цинизму, депрессии и социальной изоляции.

Burris, E., Rodgers, M., Mannix, E., Hendron, M., and Oldroyd, M. (2009). Playing favorites: The influence of leaders’ inner circle on group processes and performance. Personality and Social Psychology Bulletin, 35, 1244–57.

Newman, M. L., Pennebaker, J. W., Berry, D. S., & Richards, J. M. (2003). Lying words: Predicting deception from linguistic styles. Personality and Social Psychology Bulletin, 29, 665–75.


Редакция Истории Жизни. Бесплатный вебинар, 9 августа, четверг

Редакция истории жизни9 августа 2012 года, четверг.
Начало:
в 20:00 по московскому времени. Длительность: 1,5 часа.

Жизнь – это история. История, которая происходит с нами каждый день, каждое мгновение. У этой истории есть прочитанные главы, есть то, что происходит прямо здесь и сейчас, и есть еще ненаписанные страницы.
Это наша история, и мы не простые герои, и мы можем ее редактировать. Возможно, мы не можем изменить прошлое, но мы можем изменить свое отношение к нему. У нас есть все возможности менять то, что происходит с нами в настоящий момент. И мы можем написать свою будущую жизнь, написать ее так, как мы хотели бы ее прожить.

Программа вебинара:
История создания метода.
Суть метода. Случаи из практики.
Применение при травматических переживаниях.
Применение для дизайна будущего.
Немного о счастье и как его достичь.
Кроме этого:
Как говорят мужчины и женщины,
Язык любви и счастливой семьи,
Как определять ложь,
Язык социального статуса.

Вебинар прошел. Всем участникам спасибо!


Ах вот почему некоторые люди ходят в спортзал! :)

человек в костюме отжимаетсяГруппа американских ученых, исследующих расизм, проверяла одну из гипотез о том, что мужчины, испытывающие расизм по отношению к себе, могут воспринимать это как угрозу своей мужественности (Goff, Di Leone, & Kahn, 2012).

И оказалось, что те, кто испытывает расовую дискриминацию, более чувствительны к угрозам их мужественности и более вовлечены в соблюдение мужских норм поведения. И это может выражаться даже в повышенном внимании к своему телу – так, в эксперименте, черные, не осознавая этого, делали тем больше отжиманий, чем сильнее воспринимали предполагаемую угрозу их мужественности. Исследование также показало, что высокий социальный статус человека или группы, к которой он принадлежит, снимает необходимость такого доказывания.

Goff, P. A., Di Leone, B. A. L., & Kahn, K. B. (2012). Racism leads to pushups: How racial discrimination threatens subordinate men’s masculinity. [doi: 10.1016/j.jesp.2012.03.015]. Journal of Experimental Social Psychology. Available online 1 April 2012.

Photo by  Diego Cervo/Blend


Размеры как сигналы социального статуса

большой бургерМы любим большие порции еды, подсознательно, в том числе из-за того, что это сигнализирует окружающим о нашем статусе. И, скорее всего, это уходит корнями в наше далекое прошлое, когда больший кусок еды реально свидетельствовал о нашем месте в иерархии. Серия экспериментов показала (Dubois, Rucker, & Galinsky, 2011), что мы жаждем высокого статуса, когда он у нас низок, когда у нас мало социальной силы и влияния. Психологи манипулировали участниками эксперимента так, что понижали статус человека и индуцировали бессилие, и это приводило к выбору большей по размеру порции еды из широкого ассортимента, в сравнении с людьми, чей статус их удовлетворял.  Эффект усиливался, когда выбор еды был публичным, то есть, когда другие могли видеть, что выбирали участники эксперимента. Люди с высоким статусом предпочитали меньший размер порции – по сути, им никому ничего не надо было доказывать.  Выбор не только еды, но и любого товара или продукта по критерию размера сигнализирует о низком социальном статусе, и о срочной нужде в его поднятии. Больший по размеру автомобиль, порция еды, дом, телевизор и все что угодно должны показать всем, что все в порядке, и статус высок.

Dubois, D., Rucker, D. D., & Galinsky, A. D. (2011). Super size me: Product size as a signal of status. Journal of Consumer Research. Doi: 10.1086/661890.


Предсказание по книгам

домашняя библиотекаИсследование, которое было представлено для Всемирного конгресса социологии в Брисбейне, Австралия, еще в 2005 году, было позже опубликовано (Evans etal., 2010), и моментально прокомментировано в многочисленных блогах. И не случайно, потому что его результаты действительно потрясающие.

Исследователи из США и Австралии проанализировали статистические данные по 58,944 мужчинам и женщинам из 27 стран (взятые из World Inequality Study) в попытке выяснить, какие факторы оказывают влияние на образование подрастающего поколения. Выяснилось, что, несмотря на то, какой режим в стране – коммунистический, апартеид или капитализм, бедная ли страна или богатая, какое образование у родителей, каков их социальный статус, и какой работой они занимаются, самым сильным фактором, определяющим образование ребенка, стало наличие домашней библиотеки и количества книг в ней.

В доме, где домашняя библиотека состоит из 500 книг, когда ребенку 14 лет, его годы обучения увеличиваются в среднем на 3,2 года, по сравнению с ребенком, растущим в доме без книг. В Китае это дает в среднем 6,6 дополнительных лет образования, и 2,5 года в Америке. Подросток в доме с библиотекой с 19% большей вероятностью закончит университет.

Этот эффект наиболее сильно проявляется в семьях с низким образовательным уровнем. И тогда каждая дополнительная книжка на полках в доме увеличивает продолжительность обучения подростка в школе. Однако, наличие книг в доме – лишь отражение культуры родителей, уважения к знаниям, которое также сопровождается чтением этих книг, посещением музеев и выставок. Вполне вероятно, сейчас показателем могут служить не только книги, но и наличие компьютеров в доме, с интернет-доступом, которые, в свою очередь, открывают мир знаний.

Evans, M. D. R., Kelley, J., Sikora, J., & Treiman, D. H. (2010). Family scholarly culture and educational success: Books and schooling in 27 nations. Research in Social Stratification and Mobility, 28, 171-197.

Фото с сайта http://kennethbrowndesign.com