Тимоти Уилсон, очень хороший психолог и автор книг Strangers for Ourselves и Redirect, считает, после десятков лет экспериментов с людьми, что мы изменяемся в зависимости от того, что делаем.

Сама по себе эта идея не нова. Философ Гилбет Райл (Gilbert Ryle) и социальный психолог Дэрил Бем (Daryl Bem) формализовали ее в своих теориях. Бем, например, полагает, в своей теории самовосприятия (self-perception theory), что люди узнают себя, кто они такие, наблюдая за своим собственным поведением. Она получила экспериментальные подтверждения, некоторые из весьма известны. Так, в 1974 году психолог Джеймс Лард просил людей либо хмуриться, либо улыбаться, и от этого зависели их ощущения и восприятия мира: карикатуры казались смешнее, если человек заставлял себя улыбаться при просмотре, и не особо смешными, если заставляли хмуриться. Как говорит известная пословица: «человек со счастливым лицом идет к своему счастью».

Это, кстати, противоречит общепринятой точке зрения, что мы поступаем каким-то образом, исходя из своих качеств и характеристик личности. Мы интуитивно полагаем, что люди возвращают потерянный кошелек, потому что они честные, и платят 10 долларов за кофе, потому что они любят дорогие напитки. Бем не отрицает, что поступки исходят от характера человека, но предполагает, что обратное тоже верно: бросая мусор в урну, мы видим себя и думаем, что мы, наверное, любим чистоту в своем городе. Покупая дорогой кофе, мы думаем, что мы гурманы кофейных напитков.

Теория самовосприятия проста и элегантна, но она и глубока. Две мощные идеи проистекают от нее.

Первая – что мы незнакомцы для самих себя. Мы знаем себя крайне плохо. Мы чаще всего не догадываемся о причинах своих поступков. Пример тому — эксперимент, «Любовь на мосту» (Я писал о нем в статье Что за бабочки в твоем животе).

Часто наше поведение формируется под влиянием незаметных и небольших стимулов окружающего мира, но мы полагаем, что оно происходит от характеристик нашей личности. Мы бросили мусор в урну, потому что планировщики улиц, после массы экспериментов, сделали так, что нам легче бросить мусор в урну, чем нет. Возможно, мы вернули кошелек, чтобы произвести впечатление на других, или что наша лицензия на гадкие дела истекла.

Вторая идея – в том, что мы узнаем не только наши характеристики, наблюдая за своим поведением, но иногда, совершая поступки, открываем в себе совершенно новые черты. Это черты, которых или раньше не было, или мы о них не догадывались.

Теория имеет практическое применение, причем мгновенное – она говорит, что мы, если хотим измениться, должны сначала изменить свое поведение, а за этим последуют изменения и в характере. Пример – предотвращение подростковой беременности или криминального поведения путем вовлечения подростков в благотворительную деятельность. Такая работа меняет образ себя: подросток смотрит на себя, видит себя частью общества, себя, помогающим другим, и становится менее склонным к рискованному поведению.

Курт Воннегут сказал: «Мы – то, кем мы притворяемся, поэтому надо быть очень аккуратным в том, кем именно мы притворяемся».

Использованы материалы Edge.org.

Вы сидите с друзьями, пьете вино, и, будучи уже подшофе, желая показаться утонченным ценителем, начинаете описывать вино, говоря, что это Chateau Pantalon Moulant обволакивает рот дымным фруктовым ароматом и цитрусовыми элементами, прежде чем ошеломить абсурдными нотками вареных креветок с садистским привкусом бразильского мясного кетчупа и перегретой на июльском солнце рьйохи. Это, ребята, — когнитивное пижонство: такие сравнения не передают смысла, даже если он и есть, и не помогают собеседникам понять, каков вкус вина.

Наш язык чрезвычайно беден словами, описывающими запахи. Еще в 1798 году Кант писал: «Запах не позволяет описать себя напрямую, а лишь посредством сравнения с другими чувствами» (Kant, 2006).

Современные ученые соглашаются: «Словарь запахов почти всегда связывает запах с физическим источником, например: апельсиновый, кофейный или сырный запахи. Это отличается от словаря цвета, в котором голубой, желтый и красный могут восприниматься сами по себе, отдельно от объектов, которые отражают световые волны определенной длины» (Wilson & Stevenson, 2006). Исследование 175 запахов показало (Kaeppler & Mueller, 2013), что 84% из них действительно описывают источник запаха: ванильный, заплесневелый, земляничный и прочие. Некоторые слова вообще вряд ли могут что-то передать слушателю, вроде: мистический аромат, запах свежести (свежая что: рыба или клубника, или это запах хлора?), или горячий запах.

Люди обычно корректно могут назвать около 50% запахов – это было показано в многочисленных экспериментах (Distel& Hudson, 2001). Как замечают авторы (Majid & Burenhult, 2014), если бы люди демонстрировали такие же результаты с визуальными объектами (оглянитесь вокруг себя и попробуйте назвать объекты, которые видите) им поставили бы диагноз афазии, серьезной патологии мозга. Или представьте, что кто-то может назвать только половину из семи основных цветов.

Иными словами, представление запахов имеет весьма слабый доступ к языку. Это, с большой вероятностью, отражает структуру мозга, его когнитивную архитектуру (нет дорог между восприятием запаха к языку, который мог бы выразить это запах, без привлечения других структур). Получается так, что запахи не играют существенной роли в жизни. Но эта идея кажется нам странной, ведь мы знаем массу примеров того, что запахи чрезвычайно важны для выживания. Мы знаем эти запахи, проблема лишь в том, что мы их не называем так же уверенно и абсолютно, как цвета. Даже ничтожный запах гниения распознается всеми людьми и служит предостережением от потребления продукта, источающего такой запах, в пищу.

Исследователи, знакомые с первобытными племенами, указывают на то, что в подавляющем большинстве случаев ученые исследуют языки обществ WEIRD (Western, Educated, Industrialized, Rich, Democratic), то есть, ИБДOЗ (индустриализированных, богатых, демократических, образованных, западных) обществ (русская аббревиатура моя). Первобытные или не в полной мере тронутые цивилизацией племена могут иметь совсем другую ситуацию. Сейчас мы рассмотрим два недавно опубликованных исследования.

В первом, два психолога (Majid & Burenhult, 2014) провели исследование в племени Джахай (Jahai) в Малайзии. Это кочевое племя охотников и собирателей в горных тропических лесах в Малайзии на границе с Таиландом. Ученые тестировали 10 мужчин Джахай и 10 мужчин в Штатах, проверяя, как они использую язык для обозначения запахов и цвета.

Всем давали понюхать 12 запахов: корицы, лимона, дыма, скипидара, шоколада, розы, ацетона, банана, ананаса, бензина, мыла и лука. Обратите внимание, что эти запахи – весьма привычны для западного человека, но не все из них знакомы для людей Джихай.

Что выяснилось:

1) У англоговорящих образовался слабый консенсус по запахам, то есть один считал, что пахнет так, а другой – иначе. У Джахай с этим все было нормально.

2) Длинные и путаные описания у жителей Штатов. Например, вот как описал запах один американец: « Я не знаю, как это сказать, сладкий, что ли? Да, сладкий. Мне показалось, что это как BigRed (прим.: жевательная резинка) или что-то такое, ну как сказать? У меня нет слова. Боже, это как запах жвачки типа BigRed, я могу так сказать? Хорошо — как BigRed».

Это известный феномен: так в другом исследовании (Engen, 1987) людям давали понюхать запах лимона, и получали следующие описания: как сосна, апельсин, леденец, чистящее средство с лимонным запахом, цитрус, конфетка, маркер, ягода, освежитель воздуха, освежитель для унитаза.

Джахай отвечали коротко и по существу, чаще всего называя запах одним словом.

3) Англоязычным потребовалось гораздо больше времени, чтобы определиться и выразить запах.

4) с наименованиями цветов, однако, картина была практически наоборот – жители западного мира называли их быстро и почти одинаково. У Джахай язык цвета беден.

Зато какое богатство в запахах: например, итпэт – аромат различных цветов и спелых фруктов, включая запах дуриана, духов и мыла, древесины аквиларии, и бинтуронга, медвежьей кошки, обитающей в джунглях, которая, как утверждается, пахнет попкорном (!).

К слову, бинтуронги (на фото), хоть и выглядят свирепо, в неволе быстро адаптируются и становятся очень милыми доверчивыми зверьками и вполне могли бы претендовать на роль кошек, если бы не одна проблема. Это — бесконтрольное и интенсивное мочеиспускание. А кому нужны такие друзья, правда?

Авторы остались уверены, что, судя по некоторым признакам, лексика запахов Джахай еще более обширна, чем им удалось установить.

Другое исследование, голландских ученых (Wnuk& Majid, 2014) изучало небольшое племя охотников и собирателей, обитающее в джунглях южного Таиланда, и насчитывающее всего около 300 человек. Народность называется Маник, и говорит на языке с таким же названием. Небольшой документальный фильм о них можно посмотреть здесь. В ходе наблюдений, опросов и экспериментов, авторам, специалистам по языку Маник, в течение трех лет, удалось собрать и изучить словарь, означающий запахи.

Слова Маник, означающие запахи, невозможно перевести напрямую на английский или русский языки. Но давайте попробуем представить, что в русском языке есть слово муйдос, означающее запах (такой реально есть у Маник) который производят: старая хижина, шкура убитого животного, грибы, гнилое дерево, бамбуковая трубка для воды, вода из бамбуковой трубки, голова полосатого лангура, голова лапундера (свинохвостой макаки), или голова медвежей макаки. Представьте, что это слово может быть еще и глаголом.

Когда мы говорим «мандариновый запах», нам приходится ориентироваться на одноименный фрукт как объект. Но если бы мы сказали, что запахло муйдосом, то нам бы не пришлось вспоминать всё вышеперечисленное, чтобы понять, о чем говорит человек. Мы сразу бы поняли, что реально замуйдосило:)

В языке Маник – более насыщенная лексика запахов. Они понимают, что запахи исходят от объектов и живых существ; запахи меняются. Так, например, свиной барсук в период дождей пахнет ужасно, а в сухой период — прекрасно. Племя охотится на него именно тогда, когда барсук благоухает, и готово по запахам в лесу понять, что пора сниматься с места и двигаться за приятно пахнущими барсуками.

Исследователи смогли разложить слова, означающие запахи, по измерениям, и показали, что в Маник первым критерием суждения о запахе, его первой характеристикой служит приятность. Вторым критерием – токсичность, опасность запаха – не просто антитеза приятности, а скорее сигнал для возбуждения и настороженности. Что интересно, аналогичная картина – и в наших языках.

Запахи означают выживание. Так, один из запахов, хамис – запах солнца, когда оно становится желтым, означает, что жара принесет с собой лихорадку и прочие болезни. Подбрасывание в костер костей и шерсти животных, что является приятными запахами, по логике Маник, позволяет противодействовать хамису.

Маник – знатоки и собиратели лекарственных растений, и запахи играют роль в определении качеств и ценности этих трав. Ритуал сжигания и экстракции таким образом именно запаха, нежели простого употребления растения внутрь, играет важную роль в исцелении.

Не все просто, впрочем – например канюс, запах чистоты, расценивается как очень приятный. Один фрукт, вид которого исследователи не смогли определить, тоже пахнет канюс, но аборигены избегают его есть, считая ядовитым. Лангуры, тонкотелые обезьяны, питаются этим фруктом, а Миник питается лангурами, и это нормально. Но, если обезьяна съела этот фрукт совсем недавно, и стала пахнуть канюс, Маник есть ее не будут. Они уверены, что если съесть такую обезьяну, то непременно заболеешь.

Другой запах, лспэс, означает запах еды и некоторых целебных растений, и считается очень приятным. Но есть табу, запрещающее смешивать этот запах с мясом дичи, или пахнуть лспэс, идя на охоту. У этого запаха несколько оттенков. Если оттенок один, производимый определенными растениями, то последствия серьезные: из джунглей выскочит тигр и откусит всем головы. Другой оттенок лспэс лишь снижает эффективность яда на стрелах во время охоты. Но и это не все – если табу все же нарушается, старшие товарищи знают, что надо добавить запах тамэ, запах горения одного ядовитого растения, оно забьет нос тигру, и тот не найдет дорогу в лагерь. Дай мы охотнику Маник попробовать наше Chateau Pantalon Moulant, его описание вина и реакция была бы для нас непредсказуемой, но точно не пижонской.

Чем эти исследования интересны? Предполагая, что структура языка отражает структуру восприятия, нам придется признать, что запахи не так важны для нашего выживания. Опытный горожанин легко отличит запах Макдональдса от Бургер Кинга и от Кентукки Фрайд Чикена, но если не сможет, он не умрет, а, в худшем случае, слегка разочаруется. Язык Маник показывает, что все структуры мозга на месте, и когда запахи реально важны, слова для них находятся. Наша цивилизованная бедность описания запахов с большой вероятностью, связана с культурными феноменами, формируя весьма слабые категории в языке. Иными словами, запахи важны, структуры для его обработки в мозге есть, и язык в состоянии их описать, и окажись мы в суровых природных условиях, мы стали бы легко различать канюс от муйдоса и без слов и на словах. Более того, недавние исследования показали, что олфакторное чувство у нас развито куда лучше, чем предполагалось ранее (Shepherd, 2004). Может быть, играет роль когнитивная скупость нашего мозга – зачем умножать сущности без необходимости, когда можно сообщить другому человеку о запахе, указав на уже существующий объект – апельсиновый, клубничный, ванильный?

Гипотетически, если мы станем обогащать свой язык словами, уникально определяющими запахи, расширять свой олфакторный словарь, без ссылки на объекты, наше восприятие мира существенно изменится. Но я лично не вижу ни одной причины, с чего вдруг мы станем это делать, и поэтому, вместо того чтобы сказать «замуйдосило чего-то к вечеру», мы просто скажем: «ямайским ромом пахнут сумерки».

Distel, H., & Hudson, R. (2001). Judgement of odor intensity is influenced by subjects’ knowledge of the odor source. ChemicalSenses, 26, 247–251.

Engen, T. (1987). Remembering odors and their names. American Scientist, 75(5), 497–503.

Kaeppler, K., & Mueller, F. (2013). Odor classification: A review of factors influencing perception-based odor arrangements. Chemical Senses, 38 (3), 189–209.

Kant, I. (2006). Anthropology from a pragmatic point of view (R. B. Louden, Trans.). Cambridge: Cambridge University Press.

Majid, A., & Burenhult, N. (2014). Odors are expressible in language, as long as you speak the right language. Cognition, 130(2), 266-270.

Shepherd, G. M. (2004). The human sense of smell: Are we better than we think? PLoS Biology, 2(5), e146.

Wilson, D. A., & Stevenson, R. J. (2006). Learning to smell: Olfactory perception from neurobiology to behavior. Baltimore: Johns HopkinsUniversity Press.

Wnuk, E., & Majid, A. (2014). Revisiting the limits of language: The odor lexicon of Maniq. Cognition, 131(1), 125-138.

Чудный генератор фраз для описания вкуса и запахов вин здесь.

Фото девушки Джахай отсюда.

Недавнее исследование показало, что у человека, перенёсшего в детстве большое число инфекционных заболеваний, в особенности, с частыми проявлениями диареи, увеличиваются предпочтения к типичным половым характеристикам партнёра: женщины ищут мужчину с преувеличенными мужскими чертами, а мужчины – женщин с преувеличенными женскими чертами.

Ценность правильного выбора партнёра зависит от условий проживания – так, в условиях высокой патогенности инфекционным заболеваниями эта ценность выбора значительно вырастает. Чтобы снизить урон, наносимый инфекциями, в ходе эволюции люди выработали защиту – поведенческую иммунную систему. Эта система, опираясь на внешние признаки среды, изменяет наше поведение для предотвращения заражения. Так, видя человека с язвами, мы отшатываемся; почуяв неприятный запах, стараемся уйти подальше, и тому подобное. Работа этой системы в выборе здорового партнёра заключается в том, чтобы снизить риск заражения будущих детей от него самого, снизить вероятность того, что этот партнёр сам будет часто болеть, и от него будет мало пользы, и в том, чтобы будущие дети стали лучше защищены от инфекционных заболеваний на генетическом уровне.

Одним из методов работы поведенческой иммунной системы является отвращение. Люди, у которых индекс проявления отвращения выше, предпочитают более мужественных мужчин и более женственных женщин. А индекс выше, чем выше опасность заражения в среде обитания и чем более нестабильно текущее состояние здоровья человека.

Преувеличенно типичные для пола характеристики лица – мужественное у мужчины и женственное у женщины, оказываются вполне точным предсказателем здоровья. Так, десятки исследований показали, что преувеличено типичные характеристики коррелируют с меньшей частотой заболеваний, низким уровнем маркеров оксидативного стресса, и повышенной выработкой антител на вакцину от гепатита В, что является прямым проявлением работы иммунной системы.

Группа учёных провели исследование (de Barra et al., 2013), используя данные по заболеваниям в одном из районов в Бангладеш. Данные были собраны в 16 деревнях в районе Матлаб и включали 150 женщин и 90 мужчин, родившихся в период с 1990 по 1994 год, среднего возраста в 17,2 года. Использовалась база данных Системы слежения за здоровьем и демографией Матлаба, которая ведётся с 1960-х годов как часть программы вакцинации против холеры и является одной из самых детализированных баз данных в развивающихся странах.

Было выяснено, что смертность детей и взрослых часто происходит по разным причинам: у детей – от диареи и пневмонии, у взрослых – от туберкулёза и болезней пищеварительного тракта. Таким образом, частота заболеваемости ребёнка может служить более точным предсказателем болезней его собственных детей в будущем, нежели своего собственного здоровья во взрослом возрасте. Поэтому люди, чьё детство прошло в частых болезнях, могут выбирать партнёра так, чтобы снизить риск для своих будущих детей. Так ли это, и решили выяснить учёные.

У всех участников были выяснены частота заболеваемостью диареей и пневмонией (которые, кстати, хорошо коррелировали меду собой), другими инфекционными заболеваниями, и социально-экономический статус. Были сделаны по 15 фотографий мужчин и женщин, проживающих в данной местности, и из этих фотографий сделали более мужественные и более женственные, получив 30 пар фотографий. Во время интервью с каждым участником учёные показывали листки с парами лиц (нормальное-мужественное/женственное) и просили указать на наиболее привлекательное.

Была обнаружена положительная корреляция между частотой диареи в детстве и частотой недавних заболеваний. Но состояние здоровья в текущий момент не отражает предпочтений в привлекательности лица противоположного пола. Частота заболеваний пневмонией в детстве также не показывает таких предпочтений.

А вот простая линейная регрессия показала, что люди с частыми случаями диареи в детстве склонны считать привлекательными лица противоположного пола с преувеличенными половыми характеристиками.

Это кажется невероятным, что частые поносы в детстве могут влиять на наш выбор партнёра, когда мы становимся взрослыми. Однако другие исследования в схожих, не очень благоприятных условиях жизни, не выявили предпочтения у мужчин к более женственным лицам. Понятно, что выбор партнёра – многофакторное решение, в котором заболеваемость в детстве хоть и играет роль, но только лишь одну из сотен. Но поразительным остаётся факт, как эволюция, учась на наших ошибках, формирует наши предпочтения и интересы, одновременно создавая у нас иллюзию, что мы сознательно делаем свой выбор.

de Barra, M., DeBruine, L. M., Jones, B. C., Mahmud, Z. H., & Curtis, V. A. (2013). Illness in childhood predicts face preferences in adulthood. Evolution and Human Behavior, 34(6), 384-389.

Еще один из экспериментов Эллен Лангер с коллегами (о других я упоминал здесь), о том, как простые психологические манипуляции могут нас менять.

Экспериментаторы (Langer et al., 2010) спросили парней из тренировочного подразделения резервистов (каждый из которых мечтал стать летчиком) при Массачусетском Технологическом Институте, какими характеристиками нужно обладать, чтобы стать пилотом. 100% отметили, среди прочего, идеальное зрение, а 95% отнесли такое зрение в первую тройку качеств. Затем других молодых мужчин из этого же подразделения пригласили участвовать в эксперименте. Перед началом у всех проверили зрение, а затем разделили случайным образом на две группы.

Участников экспериментальной группы по одному приглашали в кабину симулятора истребителя, оснащенного всеми инструментами, экраном и гидравликой для наклона кабины в зависимости от действий пилота. Им рассказали и показали базовыми инструменты управления самолетом и попросили стать пилотом ВВС, чтобы это ни значило. Им даже выдали военную униформу. Экспериментатор садился в кресло второго пилота. Дав полетать, участников, как бы между прочим, просили прочитать маркировку на крыльях летящих рядом самолетов. Это и была задача эксперимента. Расстояние до маркировки было четко выверено, чтобы проверить зрение.

Участникам контрольной группы дали посидеть в кабине симулятора, сказав, правда, что он не работает, но, тем не менее, эксперимент надо сделать. Им давали подержаться за штурвал, но симулятор никак не реагировал. Так же, как и в экспериментальной группе, им дали задание прочитать, что написано на крыльях летящих рядом самолетов.

У пилотов первой группы зрение улучшилось на 40% — у 4 из 10 человек. У кадетов из контрольной группы зрение не изменилось.

Эксперимент повторили, с большим количеством участников, и добавив еще две группы. Одна – мотивационная, участников которой попросили постараться улучшить свое зрение (!).  Во второй группе участников поспросили сделать несколько упражнений для глаз.

У одного участника из десяти в мотивационной группе улучшилось зрение. В экспериментальной группе зрение опять улучшилось на 42%, а в других изменений не произошло. Интересно, что наибольшие улучшения произошли у тех, у кого зрение было изначально хуже.

Эти эксперименты показывают, что зрение может быть улучшено, хотя бы временно, с помощью исключительно психологических методов. Мотивация, как один из таких методов, как видим, не всегда оказывается эффективной. Что же тут сработало – плацебо симуляции? Полет сам по себе резко обостряет все чувства, а хорошая его симуляция может быть неотличима по эффектам. Или здесь сработало то, что называется enclothed cognition — одежествленные (от слова одежда) способности (я писал о них ранее: А вы думали, отчего ученые такие ученые?).

Langer, E., Djikic, M., Pirson, M., Madenci, A., & Donohue, R. (2010). Believing Is Seeing: Using Mindlessness (Mindfully) to Improve Visual Acuity. Psychological Science, 21(5), 661-666. doi: 10.1177/0956797610366543.

Вторая мировая война, американский военный госпиталь, врач- анестезиолог Генри Бичер готовит раненого солдата к операции, но морфина нет, а без него операция может окончиться фатально – есть опасность сердечного шока. Солдат кричит от боли, и медсестра, от отчаяния, колет ему обезболивающее – на самом деле физиологический раствор. Боль утихает и, к удивлению Бичера, солдат переносит операцию так, словно действительно под действием обезболивающего. Это опыт Бичеру пришлось повторять неоднократно, когда запасы морфия кончались, и вернувшись домой после войны, он решает заняться феноменом плацебо самым серьезным образом. Не он один – в то же самое время еще несколько врачей начинают исследовать этот феномен (Evans, 2004).

Плацебо, в переводе с латинского — «я буду угоден». Слово встречается в латинском переводе библии, в псалме 116, первом песнопении католической заупокойной вечерни. Этот псалм исполнялся для недавно умерших, и родственники, заказывая его католическим священникам, должны были платить приличные деньги. Псалмопевец не только не знал усопшего, но и чувств к нему никаких не мог испытывать, и слово плацебо означало хоть и фальшивую и притворную скорбь, но помогающую перенести горечь утраты.

Томас Джефферсон, американский президент писал еще в 1807 году о знакомом враче, который скормил своим пациентам хлебных пилюль, орехового порошка и подкрашенной воды больше чем настоящих лекарств. Плацебо считалось праведным обманом, белой ложью, и чем-то вроде фокуса. Французский врач Арманд Труссо считается первым, кто сознательно и вполне научно применил плацебо для тестирования с реальным лекарством. Он сделал пилюльки его из картофеля, и сравнив их действие с гомеопатическими средствами, не обнаружил никакого различия. Это случилось ещё в 1834 году, но некоторые до сих пор верят в гомеопатию.

В 1955 году Бичер (на фото слева) публикует статью «Всемогущее плацебо» (Beecher, 1955), которая утвердила это феномен как научный, объективный и серьезный. Это привело к тому, что в 1962 году, после трагедии с талидомидом, лекарством, вызывавшем врождённые дефекты у детей при приеме во время беременности, Конгресс США потребовал проведения испытаний всех новых лекарств против плацебо. Добровольцы должны быть случайным образом распределены в одну из двух групп: одну, получающую настоящее лекарство, и другую, получающую плацебо. Ни доктора, ни пациенты не должны знать о том, кто что получает, чтобы исключить влияние психологических факторов. Сегодня по правилам, новое лекарство должно «побить» плацебо в двух испытаниях.

Уильям Поттер и Дэвид ДеБрота, исследователи из фармацевтической компании Lilly, однажды принялись изучать базы данных как опубликованных, так и внутрикорпоративных испытаний лекарств. В последнем виде испытаний часто тестируют уже продающиеся известные лекарства против новых и против плацебо, и случаются неожиданные вещи. Например, считается, что лекарство должно работать везде одинаково? Однако данные показали, что люди в разных странах реагируют по-разному: всем известный валиум отлично «бьет» плацебо во Франции и Бельгии, но в Америке не лучше, чем сладкая пилюля. Всемирно известный антидепрессант Прозак лучше работает в Америке, и хуже в Европе и Африке.

Сама идея рандомизированных слепых клинических испытаний заключалась в том, чтобы сделать испытания как можно более стерильными, в надежде на то, что плацебо как психологическая «несуразица» просто исчезнет. Но феномен плацебо не только никуда не исчез, они становится сильнее!

Интересно, что и Прозак, продающийся уже много лет, мог бы не пройти тестирования против плацебо, доведись ему подвергаться проверке сегодня. Во ходе второй фазы клинических испытаний новое экспериментальное лекарство впервые тестируется против плацебо, и в это время плацебо побеждает часто в 20% случаях. Лекарства, показавшие себя лучше эффекта плацебо, двигаются на третью фазу испытаний, и там еще около 10% из них проигрывает плацебо. Таким образом были похоронены многие новые лекарства, которые обещали сделать прорыв в лечении болезни Паркинсона, болезни Крона и депрессии. Поразительный акт – лекарство на исследование которого были брошены лучшие умы фармацевтики, и сотни миллионов долларов и лучшее оборудование, не может побить пилюльку с молочным сахаром внутри!

Итальянский учёный из Университета в Турине Фабрицио Бенедетти (слева на фото) после 20 лет исследований, возможно, представляет работу плацебо лучше других (Campbell, 2011). Одна из его книг называется «Плацебо Эффекты», потому что он убежден, что плацебо демонстрирует разнообразные эффекты, и нельзя говорить только об одном феномене. Например, плацебо действует из-за ожиданий, связанных с лечением и облечением симптомов. У этого эффекта два механизма, как минимум: первый — снижение тревоги у пациента. Это само по себе может облегчить стрессовую нагрузку на организм. Второй механизм – активация центра вознаграждения в мозге человека, что приводит к увеличению производства дофамина. Вознаграждение и само лечение, таблетка или укол, или ожидание эффекта от них. Действует так же, как дать человеку голодному — еду, а жаждущему – воду.
Пример работы ожидания – так, в одном из экспериментов половина участников получала плацебо-акупунктуру, а другая – настоящую. Разницы между ними не было: главное, чтобы думали, что все по-настоящему (Linde et al., 2007).

Плацебо-эффект не стоит путать со спонтанной ремиссией. Человек может получить лечение накануне естественного исчезновения у него признаков заболевания, по неизвестной причине. Через несколько часов или дней, когда эффект становится очевиден, мы можем приписать его действию лекарства, или плацебо, и будем ошибаться.

Другой феномен – регрессия к средним значениям. Это статистический феномен – все системы стремятся к нормализованному среднему состоянию, иначе говоря, бывают точки, когда хуже некуда, и система – будь то организм, или что угодно еще, возвращаются к норме. Температура падает, давление стабилизируется, но это не означает исцеления само по себе, и происходит независимо от лекарства или плацебо.

Есть также эффект предпочтения: часто пациенты неосознанно стремятся ответить добротой на доброту и польстить доктору, и это иногда приносит позитивные результаты. Например, у человека спросили ощущения, он их сообщил, затем с ним провели множество процедур и с надеждой спрашивают, стало ли лучше. Человек может подтвердить, выразив этим самым благодарность. Это также не приводит к кардинальному решению проблемы, но дает эффект, который, опять же, модно ошибочно приписать лекарству или плацебо.

Но есть еще и бессознательный эффект плацебо, работающий совершенно иначе. Когда мы говорим человеку о лекарстве или плацебо, мы видим эффект ожидания. Но если крысе многократно давать лекарство, влияющее на моторные функции, а затем, периодически, физиологический раствор или простую воду, то можно увидеть такой же эффект, как и от лекарства (Herrnstein, 1962). Мы не можем сказать об эффекте ожидания у крысы.

Это, пожалуй, главный механизм работы плацебо – обучение. Так, если дать плацебо первый раз пациенту, то мы можем наблюдать или не наблюдать реакцию, и она может быть значительной или едва заметной. Однако если дать пациенту морфин в понедельник, вторник, среду и четверг, а в пятницу – плацебо, то эффект будет практически 100%. Это классическая, известная нам со школьной скамьи, выработка условного рефлекса по Павлову. Организм научился что таблетка приводит к исчезновению боли и реагирует соответственно. Клиническое применение этого очевидно – в тех случаях, когда пациенту нужно лекарство в дозах, которые могут иметь серьезные побочные эффекты, можно несколько дней давать реальное лекарство, а затем — только плацебо, и повторять. Другой вариант – снижать концентрацию лекарства.

Между прочим, так в некоторых местах тренируют спортсменов – атлет получает сильные средства, тренируется, и продолжает их употреблять, не подозревая, что в один момент они заменились на плацебо. Он спокойно может пройти тест на допинг, фактически «принимая» запрещенный препарат!

Бенедетти считает, что причина, по которой мы все еще так плохо понимаем эффекты плацебо, заключается в том, что клинические испытания лекарств имеют совершенно другие цели, и плацебо там — мешающий назойливый фактор, а не предмет исследования. Клиницистам не интересно, почему происходят позитивные изменения при применении плацебо. Они с удовольствием объяснят, почему такие изменения происходят в группе с экспериментальным лекарством – разумеется, потому что оно именно для этого и создано.
Важная веха случилась в 1978 году, когда три ученых из Университета в Сан-Франциско (Levine, Gordon, & Fields, 1978) показали, что эффект плацебо-обезболивания может исчезнуть при применении налоксона, лекарства, блокирующего опиоидые рецепторы. Это показало, что плацебо работает так же, как лекарство, на физическом уровне.

Уже ряд исследований показал, что механизм работы плацебо запускается даже в спинном мозге, до обработки корковыми структурами головного мозга (Geuter & Büchel, 2013)!

В Каролинском госпитале в Стокгольме в 1999 году проделали потрясающее исследование. 80 пациентов, ожидающих операции по установки пейсмейкера, были разделены на две группы. Всем поставили этот прибор, и одной группе его сразу же запустили, а другой группе так и не включали. Через три месяца обе группы показали улучшение работы сердца, как субъективные так и объективные (Linde et al., 1999).

Одно клиническое исследование испытывало бета-блокер, тип лекарства при сердечных заболеваниях. Половина из 1174 пациентов получили активное лекарство, в другая – плацебо. Смертность от болезней сердца в обеих группах была одинаковой, и лекарство было признано неэффективным. Казалось бы, конец истории, но исследовательское подразделение крупной медицинской компании Kaiser Permanente использовало данные испытания, чтобы посмотреть внимательнее на пациентов, получающих плацебо, и обнаружили, что пациентов можно разделить на две группы: тех, кто следовали режиму приема лекарства (пустышки) в 75% случаях и более, и тем, кто делал это меньше. В группе аккуратного соблюдения приема плацебо смертность оказалась ниже на 40% по сравнению с менее дисциплинированными пациентами! Исследователи честно написали в заключении, что это загадка, почему такое происходило (Pressman et al., 2012).

Артроскопия коленного сустава – хирургическая операция для улучшения симптоматики при артритах, практикуется с 1912 года. Вот уже 100 лет она приносит облечение приблизительно половине прооперированных. В начале 2000 годов профессор Мосли с коллегами провели уникальный эксперимент, которому готовились несколько лет (Moseley et al., 2002): половине из 180 пациентов сделали настоящую операцию, а половине – плацебо. Пациенты не знали в какой они группе, а хирург только уже на операционном столе получал конверт с заданием, что делать. В случае с плацебо – пациенту показывали запись операции на мониторе, а хирург делал только разрез кожи, и притворялся, что делает что-то еще, благо место операции отделено от пациента ширмой. По времени и всем другим показателям операции со стороны выглядели как настоящие. Врачи, которые оценивали состояние пациентов после операции, также не знали, кто из пациентов получил какую операцию. У пациентов проверяли состояние симптомов через 2 года и через 5 лет. 50% пациентов после настоящей операции получили облегчение, и столько же после плацебо-операции! У некоторых пациентов были столь потрясающие результаты, что они не верили, когда им сказали, что было на самом деле.

Профессор Медицинской школы при Гарвардском Университете Тэд Капчук (слева на фото), вместе с коллегами, провел известное исследование (Kaptchuk, et al., 2010), когда больных слизистым колитом случайно распределили в одну из двух групп. Одна не получала никакого лечения, а вторая – плацебо, в таблетках из баночки, на которой было написано «Плацебо». От них это и не скрывали, добавляя, что иногда это помогает. Результаты были шокирующие: уменьшение симптоматики в два раза, в сравнении с группой без лечения. Эффект практически такой же, как и при применении настоящих лекарств.

В прошлом году профессор инициировал создание единственного в мире института по изучению плацебо. По его словам (Feinberg, 2013) игнорировать и дальше плацебо, значит игнорировать уже большую часть здравоохранения. Один из крупнейших фондов, Фонд Роберта Джонсона, специализирующийся на здоровье, выделила этому институту в текущем году грант в четверть миллиона долларов на популяризацию исследований плацебо. Есть за что: прошлогоднее исследование (Hall et al., 2012) показало генетическое происхождение эффективности действия плацебо – некоторые пациенты поддаются воздействию плацебо гораздо лучше, чем другие. Фактически был обнаружен генетический маркер плацебо.

В 80-годы было популярно представление, что если мы сможем представить себе визуально, что наша иммунная система борется и побеждает рак, то так и произойдёт. С понимаем работы ожиданий и подсознательных процессов становится понятно, что такой метод не сработает. Но может получится что-то даже лучше.
Для изучения плацебо был создан сбалансированный плацебо-дизайн эксперимента. В него, в отличие от клинического, входят 4 группы участников. Первая группа получает плацебо, но ей говорят, что реальное лекарство. Вторая группа опять же получает плацебо, но им говорят, что это плацебо. Третья группа получает активное лекарство, но им говорят, что это плацебо. И, наконец, четвертая группа получает настоящее лекарство, и им так и говорят. Таким образом получаются всевозможные комбинации между тем, что получает пациент и что ему сообщают, и эффект плацебо начинают показываться, что называется, в чистом виде. Правда, есть серьёзные аргументы в создании еще одной группы, не получающей никакого лечения.

Меня тема плацебо интересует уже давно, потому что я вижу в ней невероятно огромный потенциал. Я писал ранее о недавно вышедшем фильме BBC про плацебо. Можно не сомневаться, что мы узнаем в ближайшее время еще много интересного о феномене плацебо, и, значит, о себе самих.

Beecher, H. K. (1955). The powerful placebo. Journal of the American Medical Association, 159(17), 1602-1606.

Campbell, G. (2011). Interview with Fabrizio Benedetti, MD, PhD. Brain Science Podcast with Ginger Campbell, MD. Originally Aired 9/19 /2011.

Evans, D. (2004). Placebo: mind over matter in modern medicine. New York, N.Y.: Oxford University Press.

Feinberg, C. (2013). The Placebo Phenomenon. Harvard Magazine, Jan-Feb 2013.

Geuter, S., & Büchel, C. (2013). Facilitation of pain in the human spinal cord by nocebo treatment. The Journal of Neuroscience, 33(34), 13784-13790.

Hall, K. T., Lembo, A. J., Kirsch, I., Ziogas, D. C., Douaiher, J., Jensen, K. B., . . . Kaptchuk, T. J. (2012). Catechol-O-Methyltransferase val158met polymorphism predicts placebo effect in irritable bowel syndrome. PLoS ONE, 7(10), e48135.

Herrnstein, R. J. (1962). Placebo effect in the rat. Science, 138(3541), 677-678.

Kaptchuk, T. J., Friedlander, E., Kelley, J. M., Sanchez, M. N., Kokkotou, E., Singer, J. P., . . . Lembo, A. J. (2010). Placebos without deception: A randomized controlled trial in irritable bowel syndrome. PLoS ONE, 5(12), e15591.

Levine, J. D., Gordon, N. C., & Fields, H. L. (1978). The mechanism of placebo analgesia. Lancet, 2(8091), 654-657.

Linde, C., Gadler, F., Kappenberger, L., & Ryden, L. (1999). Placebo effect of pacemaker implantation in obstructive hypertrophic cardiomyopathy. PIC Study Group. Pacing in cardiomyopathy. American Journal of Cardiology, 83(6), 903-907.

Linde, K., Witt, C. M., Streng, A., et al. (2007) The impact of patient expectation in four randomized control trials of acupuncture in patients with chronic pain. Pain, 128, 264-71.

Moseley, J. B., O’Malley, K., Petersen, N. J., Menke, T. J., Brody, B. A., Kuykendall, D. H., . . . Wray, N. P. (2002). A controlled trial of arthroscopic surgery for osteoarthritis of the knee. New England Journal of Medicine, 347(2), 81-88.

Pressman, A., Avins, A. L., Neuhaus, J., Ackerson, L., & Rudd, P. (2012). Adherence to placebo and mortality in the Beta Blocker Evaluation of Survival Trial (BEST). Contempjrary Clinical Trials, 33(3), 492-498.

Silberman, S. (2009). Placebos are getting more effective. Drugmakers are desperate to know why. Wired Magazine, 17.9.