Про привычки

Хорошие и плохие привычки Как мы формируем наше поведение, наши привычки, особенно полезные? Вы, наверное, слышали фольклорные ответы на эти вопросы, вроде “Посеешь поступок, пожмешь привычку, посеешь привычку, пожнешь характер, посеешь характер, пожмешь судьбу” или о том, что что-то новое надо делать в течение 28 дней, чтобы это стало привычкой. Однако, как ни удивительно, не так много известно об этом с научной точки зрения. Вот что мы знаем и понимаем сегодня:

1) Когда мы делаем что-то в первый раз, это требует от нас множества когнитивных способностей, таких как внимание, планирование, обучения моторным движениям, и так далее. Однако чем чаще мы повторяем это, тем больше наше новое действие становится частью автоматических процессов, и значит, становится более эффективным, и тем меньше мы расходуем на это когнитивных усилий и времени. Когда процесс становится автоматическим, можно узнать об этом по следующим признакам – он становится более эффективным, менее контролируемым и менее осознаваемым сознательно.

2) Определенное число повторений увеличивает долю автоматичности поведения. Однако сколько именно повторений? В боевых искусствах, танцах и других деятельностях часто называются цифры о тысячи повторений, о годах, и так далее. Когда автоматичность достигнута, наступает состояние плато, когда повторения уже не увеличивают эффективность, и, по сути, необходимость в них отпадает. Что происходит, когда мы пропускаем повторения или прерываем им – есть данные, что это негативно влияет на формирование привычки, однако неясно, насколько и каким образом.

3) Формирование привычки путем повторения лучше связывать со стимулами окружающего мира – с событиями, которые мы наблюдаем или в которых участвуем, нежели со временем. Иными словами – формировать привычку путем повторений лучше, например, после завтрака, когда бы он ни был, нежели в 7 часов утра каждый день. Это связано с тем, что события осознаются и с большей вероятностью реализуются нами, чем если мы будем следить за временем каждый раз.

4) Считается, что формирование привычки может происходить вообще, или происходить лучше, если каждый раз исполняя его, мы получаем вознаграждение в какой-то форме. Но так ли это, и как мы можем обеспечить себе вознаграждение в непростых условиях, и каким это вознаграждение должно быть? Аналогичный вопрос – с наказанием в случае неисполнения запланированного – стоит ли задаваться такой целью и как ее реализовывать?

5) Комплексное поведение сложнее сформировать и сделать автоматическим, нежели простое. Во всяком случае, мы предполагаем, что формирование займет больше времени.

Очень интересное и практически полезное исследование было опубликовано недавно в Европейском журнале социальной психологии (Lally et al., 2010) о том, как формируется привычка и сколько необходимо времени для того, чтобы она стала частью нас.

Около 100 человек приняли участие в исследовании, в котором им было предложено выбрать новое полезное поведение, которое они желали бы сделать своей привычкой. Правила были простые: новое поведение должно быть действительно новым, не происходящим в настоящее время. Оно должно было заключаться в чем-то не очень сложном, например, есть фрукт раз в день, выпивать стакан воды во время еды, или заниматься физическими упражнениями. Оно должно быть исполняемо в ответ на стимул среды, например, во время обеда, после душа, или по приходу на работу. Стимул должен происходить раз в день, и только раз в день. Кроме того, участников просили заходить на вебсайт и отвечать на вопросы, оценивающие прогресс формирования привычки. Повторения необходимо было делать каждый день в течение 84 дней.

Не все дошли до конца эксперимента, разумеется, и не все из тех, кто дошли, делали все, как надо, и только чуть больше половины, в среднем, писали каждый день отчеты. Никакого вознаграждения за формирование новой привычки, помимо оплаты за участие в эксперименте (независимо от результатов) участники не получали.

В целом, что удалось понять – автоматичность растет с числом повторений. Те, кто делали повторения регулярно и последовательно, достигали плато автоматичности раньше и предсказуемо. Когда был пропуск в повторениях, уровень растущей автоматичности падал вниз, но незначительно, если пропуски были не частыми. Это противоречит догматичному утверждению Уильяма Джеймса, одного из отцов психологии, что для того, чтобы привычка сформировалась, никакие пропуски не допустимы. Как оказывается, не стоит огорчаться из-за нескольких пропусков, потому что решающего влияния это не оказывает, причем неважно, на какой стадии формировании это происходил – в начале или ближе к концу.

А теперь самое интересное: число дней, которое требовалось для достижения плато – то есть, когда привычка сформировалась и повторений, по сути, не требовалось, разнилось от 18 до моделируемых 254 дней (то есть, предсказывалось, что будет достигнуто именно тогда, хотя такой срок и не происходил в данном исследовании). В среднем же это занимало 66 дней. Почти половина участников не достигла уровня плато, по причинам непоследовательности и регулярного пропуска повторений.

Те, кто выбрал для новой привычки физические упражнения, шли к привычке дольше, чем те, кто выбирал более простое поведение, например, выпивать стакан воды после завтрака.

Возникла идея сделать эксперимент, где, учитывая ограничения предыдущих исследований, и, основываясь на данных из других исследований, мы могли бы детальнее рассмотреть, как происходит формирование привычки. Для тех же, кто захочет участвовать в этом эксперименте, будет реальная возможность сформировать новую хорошую привычку, основываясь на когнитивной науке, наиболее оптимальным и легким способом. Те, кто заинтересовался, смотрите за обновлениями, скоро мы откроем страницу с регистрацией.

Lally, P., van Jaarsveld, C. H. M., Potts, H. W. W., & Wardle, J. (2010). How are habits formed: Modelling habit formation in the real world. European Journal of Social Psychology, 40(6), 998-1009.

Фото Coley.

Про паразитов, но уже не только о них

Не зря говорят, что когда на биологическом факультете идет тема паразитов, многие изучают это с отвращением, а некоторые, пораженные извращенными манипуляциями этих микроскопических тварей, всерьез увлекаются и становятся паразитологами. Я не хочу стать паразитологом, и, пока не поздно, буду закругляться. Просто вчера мы говорили о кузнечиках, а сегодня я планировал поговорить о рыбах, но не буду. Там творятся не менее чудесные манипуляции.

Эта статья основана на выдержках из интервью и статьи Роберта Сапольски (2003, 2009), известного ученого, посвятившего практически всю свою жизнь изучению приматов и стресса. Он автор таких книг как Why Zebras Don’t Get Ulcers и A Primate’s Memoir: A Neuroscientist’s Unconventional Life Among the Baboons, Monkeyluv: And Other Essays on Our Lives as Animals и The Trouble With Testosterone: And Other Essays On The Biology Of The Human Predicament, и других книг, а также очень интересных лекций, которые я настоятельно рекомендую. Сапольски является профессором биологии Стэндфордского университета и профессором неврологии Стэндфордской Школы медицины.

Для начала, еще несколько поразительных примеров работы паразитов:

Морской рачок прицепляется на спину краба и вводит тому гормоны эстрогена. Эти гормоны делают поведение краба женским, краб выходит на сушу и роет ямку для того, чтобы сделать гнездо и отложить яйца. Понятно, что откладывать ему нечего, а морскому рачку есть, и краб делает титаническую для рачка работу. Это то, что происходит с мужскими особями краба. А с самками происходит то же самое, плюс паразит уничтожает ее яичники, чтобы она не отвлекалась на собственную беременность. Это что мы уже видели ранее – паразитарная кастрация (Sapolsky, 2003).

Оса Ampulicidae, или таракановая оса, жалит таракана в нервный узел в груди, парализуя его на 2-5 минут. За это время оса готовится ко второму укусу, который предназначен уже в голову тарана. Это, помимо прочих вещей, полностью уничтожает у него рефлекс опасности, и, когда он пробуждается после паралича, он уже не пытается убежать или сопротивляться. Затем оса тащит таракана в нору, где она отложит свои яйца прямо в жертву. И организм таракана не отторгнет инородное тело, потому что в укусе содержится вирус, подавляющий иммунную систему таракана. Когда из яиц вылупятся личинки, они будут есть этого таракана, но так, чтобы он оставался как можно дольше живым.

Но это все у них. А что же у нас, у млекопитающих? Токсоплазмоз.

Испытания, выпавшие на долю Toxoplasma gondii (T. gondii), нелегки. Паразит живет в грызунах, однако половое созревание и размножение он может совершить только в желудочно-кишечном тракте кошки. Паразиту надо, чтобы грызун попал в кошку. Конечно, эту задачу можно решать множеством способов – сделать грызуна вялым или обездвижить его, но токсоплазма подходит к делу творчески.

Если взять лабораторную мышь, чьи 5000 поколений были лабораторными мышами, и познакомить ее с кошкой, просто капнув каплю кошачьей мочи в центр клетки, то мышь забьется в угол. Эта мышь никогда не видела, не слышала и не нюхала кошки, но ее вшитая программа бояться хищника просыпается в несколько миллисекунд и меняет ее поведение. Если эту же мышь заразить токсоплазмозом, она, напротив, будет тянуться и с наслаждением вдыхать запах кошачьей мочи. Этот маленький паразит знает, как сделать так, чтобы тот же самый запах мочи кошки казался мышке привлекательным. Мышь готова нюхать его снова и снова, и теперь ей уже гораздо легче оказаться в животе у кошки. Этот удивительный факт был обнаружен исследователями в Англии несколько лет назад, но с тех пор мало что стало известно о механизме такого изменения поведения, причиняемого паразитом (Sapolsky, 2009).

Лаборатория Роберта Сапольски пытается разобраться в этом механизме. Они установили что, в общем и целом, мышь не меняется – не меняется ее социальное поведение, ее обоняние, ее когнитивные функции, ничего такого, чтобы можно было сказать, что паразит свел ее с ума. Предполагалось также, что токсоплазма каким-то образом влияет на зону мозга, отвечающую за страх, и это делает мышь бесстрашной. Однако и это оказалось неверно. Мышь – ночное животное. Она боится открытых пространств, яркого света, и эта ее система работает безупречно. Каким-то образом токсоплазмоз влияет только на часть пугающих стимулов – запах хищника.

Когда мышь заражается токсоплазмозом, проходит около шести недель, когда паразит мигрирует в нервную систему. Он формирует цисты в мозге, и первоначально казалось, что делает это спорадически, где придется. Более внимательное наблюдение же показало, что цисты формируются около миндалевидного тела (amygdala) – именно того участка мозга, который отвечает за инстинкты страха. Далее эти цисты берут и уничтожают дендриты нейронов в миндалевидном теле. Но не все, а лишь некоторые, меняя схему соединений нейронных сетей. Каким–то образом только фрагмент, отвечающий за страх кошки! Но ведь не просто отсутствие страха перед кошкой, а ее привлекательность для мыши.

Исследование цепи нейронов, отвечающих за страх перед хищником, показало, что она пересекается с другой цепью, отвечающей за сексуальное возбуждение. Когда мы берем нормальную мышь и даем ей понюхать кошачью мочу, мы можем наблюдать типичную стрессовую реакцию. Уровень гормонов стресса повышаются. Зараженная токсоплазмозом мышь не проявляет такой реакции. Цепь страха не активируется, а активируется сеть сексуального влечения. Токсоплазмоз знает, где и как перехватить и изменить эту цепь. И когда самец мыши, зараженный токсоплазмозом, нюхает запах кошки, его яички становятся больше. Ну, вот казалось бы и ответ! Токсоплазмоз переписывает сексуальные влечения мыши и делает кошку привлекательной в сексуальном плане!

Лаборатория Сапольски совместно с коллегами в университете Лидс, Великобритания, стали смотреть на геном токсоплазмы. Вообще-то, люди и эти паразиты когда-то миллиарды лет назад были родственниками. Геном токсоплазмы имеет две версии гена тирозина гидроксилазы. Тирозин гироксилазы – очень важный энзим для производства допамина. Допамин, как вы знаете, это нейротрансмиттер в головном мозге, отвечающий за вознаграждение и предвосхищение наслаждения. Кокаин работает в допаминовой системе. Допамин – это наслаждение, влечение и предвосхищение такого наслаждения и удовольствия. И токсоплазма, оказывается, имеет ген, который есть только у млекопитающих. Который делает этот допамин! Поэтому когда циста токсоплазмы размещается в мозгу мышки, ей только и остается что активировать этот ген, и пустить по захваченным нейронам свежее произведенный энзим для выработки допамина!

Это очень специфично – потому что исследователи стали смотреть на паразитов, родственных токсоплазме – есть ли и у них такое? Оказалось, что нет! У нас, кроме допамина, есть еще и серотонин, ацетилхолин, норадреналин и так далее. Есть ли они у токсоплазмы? Нет. Что насчет других животных? Что делает токсоплазмоз людям? Если токсоплазмозом заражается беременная, этот паразит внедряется в нервную систему плода, и это очень и очень плохо. Это может привести к умственной недоразвитости, эпилепсии или слепоте, или еще перечню суровых заболеваний. Обычный человек, зараженный паразитом, может не ощущать ровным счетом ничего. Болезнь протекает асимптоматично. Скучно, до тех пор, пока циста не захватит нейроны в головном мозге и не включит ген, производящий тирозин гидроксилазы.

Мужчины становятся слегка более импульсивны. Две группы исследователей опубликовали недавно отчеты, что мужчины, зараженные токсоплазмозом, в 3-4 раза более склонны погибнуть в автомобильных авариях вследствие безрассудной езды и превышения скорости. Токсоплазма не имеет никаких особых заданий или целей по отношению к человеку – ей не надо, чтобы нас съели кошки. Похоже, этому паразиту ничего от нас не надо. Зараженные этим паразитом люди ведут себя так, как побочный продукт жизнедеятельности токсоплазмы. Паразита, который знает больше о механизме страха и сексуального влечения человека, чем мы все вместе взятые.

Возьмите вирус бешенства. Он знает больше об агрессии и бешенстве, чем все ученые мира. Он знает, как заставить зараженного им человека скатиться с катушек и пытаться укусить кого-то, чтобы через это укус перейти к другой жертве. И теперь подумайте о том, что это стало известно нам сравнительно недавно, и мы ровным счетом ничего не знаем ни о полном механизме, ни о других паразитах. Можете ли вы утверждать, что наше поведение зависит только от нашего сознательного контроля?

Что же касается инфекции токсоплазмоза у людей, то существует довольно четкая картина его распределения по миру. В тропиках порядка половины населения инфицировано. В более холодных регионах частота заражения ниже. Франция, однако, почему-то имеет высокий процент заболеваний. В развивающихся странах, инфицированность высока, в основном, за счет низких стандартов гигиены.

Однажды, рассказывает Роберт Сапольски (2009), он сидел и изучал документы по токсоплазмозу в госпитале, в котором он работает. Коллеги не слышали о феномене изменения поведения под влиянием этого паразита, и он стал им рассказывать. Вдруг один пожилой врач подскочил и говорит, «Я помню, что когда я был резидентом, и был на практике по трансплантации, опытный старый хирург сказал, что когда забираете органы у погибшего мотоциклиста, обязательно проверяйте органы на токсоплазмоз. Я не знаю почему, но обычно вы найдете там полно этого паразита». Представляете себе такой факт? И я когда рассказываю эти вещи про токсоплазмоз, зачастую слышу в ответ такие же «Ах! Вот оно как!». Например, девушка знакомится молодым человеком и замечает, что с ним невозможно ездить на машине: он гоняет как полный придурок, и совершает безрассудные маневры. А его мать всю жизнь помешана на кошках и превратила свою квартиру, подъезд и все к нему прилегающее в царство кошек. Я уверен, что и вы теперь сможете либо замечать, либо вспомнить что-то подобное.

Вы можете себе представить позитивную сторону такого изменения поведения? Потому что американские военные, безусловно, увидели. Они официально исследуют токсоплазмоз. И вы теперь понимаете, зачем.

Существует большая литература, показывающая статистическую связь между токсоплазмозом и шизофренией. Не очень большая связь, но есть. Шизофреники имеют более высокий процент инфицирования токсоплазмозом. Предполагается связь между шизофренией у человека и его матерью, которая во время беременности имела кошку.

Уровень допамина очень высок у шизофреников. У грызунов, зараженных токсоплазмозом, также уровень допамина высок. И вот берете вы мышь, которая заражена этим паразитом, и которая сходит с ума от любви к запахам кошки, и даете ей лекарство, блокирующее допаминовые рецепторы – то самое лекарство, которое дают шизофреникам, и мышь становится сама собой.

И каждый раз, когда о токсоплазмозе говорится в прессе, встает образ безумной тетушки, живущей в квартире с 40 кошками.

Sapolsly, R. (2003). Bugs in the Brain. Scientific American, 288(3), 94.

Sapolski, R. (2009). Toxo, Edge, 4 декабря 2009. Retrieved from: http://edge.org/3rd_culture/sapolsky09/sapolsky09_index.html#video.

К воде скакал кузнечик…

Знаете, есть такой известный факт, опубликованный в свое время во многих журналах (Bhattacharya, 2005): паразит, находящийся в теле кузнечика, заставляет его прыгать в поисках воды, и, в конце концов, принуждает его покончить жизнь самоубийством, бросившись в водоем. Паразит покидает тело тонущего насекомого, отправляясь по свои делам. Заинтересовавшись этим, я провел небольшой поиск по этому паразиту и его манипуляции поведением кузнечика. Многое непонятно и неизвестно, но картина складывается куда круче, чем в фильме “Чужой” Ридли Скотта.

Паразитический червь волосатик Nematomorph (Spinochordodes tellinii, и близкий ему Paragordius tricuspidatus) живет большую часть своей жизни размером с тонкую резинку 30 сантиметров длиной, в реках и водоемах, где он совокупляется с партнерами и откладывает яйца, максимально близко к суше. Когда из яйца выходит личинка, микроскопического размера, ей необходимо выбраться на сушу. Она проникает в личинку очень мелкого насекомого, и когда та превращается в насекомое, перемещается вместе с ней на сушу. Это маленькое насекомое с паразитом должно быть съедено кузнечиком или сверчком, где личинка паразита начинает кормиться и расти. Живот кузнечика — единственное место, где паразит ест и растет. Как только червяк вырастает до размеров взрослой особи, ему необходимо оказаться в воде, для последующего размножения. Паразит манипулирует поведением кузнечика так, что заставляет того в конце концов прыгнуть в воду. Там червь, который к этому времени достигает в длину 3-4 размера кузнечика, очень быстро покидает тело носителя и начинает искать партнера для размножения. Кузнечик, естественно, остается умирать.

Быстрота покидания тела кузнечика, вероятно, связана с опасностью оказаться в желудке у рыбы. Как раз недавно вышла статья японского исследователя (Sato, 2010), где автор показывает, что у паразитов есть набор инстинктивного поведения: отчаянно вырываться и пытаться выскользнуть из желудка рыбы, однако это тем не менее, опасная неприятность для червяков. Интересно, что по наблюдениям, семга и форель самого червяка, как правило, не ест, а тушку кузнечика, конечно, пропустить не может. Поэтому паразиту надо отчаянно быстро убираться подальше от барахтающегося в агонии кузнечика.

Самоубийственное поведение кузнечиков – история интересная, и одна группа ученых, например, два года за ними наблюдала (Thomas et al., 2002). Было замечено, что аберрантное поведение кузнечиков (спорадические ненормальные прыжки) наблюдалось как раз перед выходом паразита из тела носителя. Была предложена гипотеза, что каким-то образом паразит способен определить, где вода. Однако все что удалось установить точно, так это то, что такие аберрантные движения с большей вероятностью приводят кузнечика к воде. А рядом с водой его поведение уже целенаправленно меняется – он стремится, идет или прыгает только в воду.

Через несколько лет французские исследователи (Biron et al., 2005a) попытались понять процесс, стоящий за этим поведением и выяснили, что паразит вмешивается в центральную нервную систему, выделяя определенные молекулы, схожие с молекулами, производимыми самим кузнечиком. Такая химическая манипуляция приводит к изменению в активности нейротрансмиттеров ЦНС кузнечика, и, в частности, меняет его геотактическое поведение – движения организма в отношении сил гравитации. Можно предположить безумную гипотезу, что модификация геотактического поведения, приводящая к аберрантным прыжкам кузнечика – это своего рода замеры и вычисления геомагнитного поля земли в поисках отклонений в гравитации, то есть в поисках воды?

В тот же год та же команда (Biron et al., 2005b) решили рассмотреть такую идею: что если хозяин паразита будет сотрудничать с ним, нежели сопротивляться. Они создавали различные условия для кузнечиков, как свободных, так и зараженных паразитом. И вот что удалось выяснить: длительность жизни зараженных кузнечиков становится короче, сотрудничают они с паразитом или сопротивляются, по сравнению с незараженными. Сотрудничающим самкам кузнечиков отчасти позволено сексуально развиваться, а сопротивляющимся – полностью в этом отказано. Вероятно, это в интересах паразита – ведь самка, таким образом, будет стремиться к выживанию, давая время паразиту развиться. У самцов все хуже – сопротивляются они или нет, они все кастрируются паразитом. А это, возможно, объясняется тем, что паразиту выгодно, чтобы кузнечики не метались в поисках секса, а только кушали, ведь большая часть еды достается ему. И самого полового акта у зараженных кузнечиков происходить практически не может. Таким образом, снизить ущерб, наносимый паразитом, кузнечики, покорно следуя его манипуляциям или сопротивляясь, не могут. Ну, следует заметить, что сопротивляться они могли только в условиях, созданных для них учеными. Едва ли кузнечики могут сознательно сопротивляться в обычных условиях.

Бедные кузнечики и манипулятивный паразит нужны нам для выстраивания темы, к которой мы плавно перейдем завтра.

Видео вверху — взято из статьи Biron et al., 2005а.

Bhattacharya, S. (2005). Parasites brainwash grasshoppers into death dive. New Scientists, 25 August 2005. Retrieved from http://www.newscientist.com/article/dn7927.

Biron, D. G., Marché, L., Ponton, F., Loxdale, H. D., Galéotti, N., Renault, L., Joly, C., & Thomas, F. (2005a). Behavioural manipulation in a grasshopper harbouring hairworm: a proteomics approach. Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences, 272(1577), 2117-2126.

Biron, D. G., Ponton, F., Joly, C., Menigoz, A., Hanelt, B., & Thomas, F. (2005b). Water-seeking behavior in insects harboring hairworms: should the host collaborate? Behavioral Ecology, 16(3), 656-660.

Sato, T. (2010). Adult hairworms face the risk of ingestion by stream salmonids via predation on their cricket hosts. Limnology, 1-6.

Thomas, F., Schmidt-Rhaesa, A., Martin, G., Manu, C., Durand, P., & Renaud, F. (2002). Do hairworms (Nematomorpha) manipulate the water seeking behaviour of their terrestrial hosts? Journal of Evolutionary Biology, 16(3): 356–361.

Нейрон

Graham Johnson, 2004

Эта иллюстрация, основанная на реальной микрофотографии, изображает нейрон, в готовности передать импульс другому. Иллюстрация получила приз журнала Science и Национального фонда науки США, в 2005 году. Graham Johnson, 2004. По клику открывается в полный размер.

И снова о деньгах

Монета один юань

Быть включенным в социальную систему – значит иметь доступ к ресурсам для выживания. С точки зрения эволюции, быть отверженным из социума означало испытать множество трудностей по добыче пропитания, устройства ночлега и, конечно, возможностей продлить свой род. С развитием цивилизации, деньги стали социальным ресурсом, позволяющим играть своего рода роль заменителя общественного признания, потому что практически позволяют брать из социальной системы то же, что доступно тем, кого такая система признает. Например, представьте, что у вас нет ни ночлега, ни пропитания. Вы встречаетесь с друзьями, и они помогают вам переночевать и дают поесть. Но если у вас есть деньги, вы можете обойтись и без этого – снять себе квартиру и купить еды.

Предыдущие статьи (смотрите ниже) писали об экспериментах, продемонстрировавших, что у людей, которые думают о деньгах, возникает меньше желания оказывать или получать помощь, у них растет уверенность в собственных силах, в том, что проблему можно решить самостоятельно, и соответственно, меньше думать о социальном одобрении. Получается, что чем больше денег, те меньше нам нужны социальные отношения, и значит, когда социальные отношения уменьшаются (как в случае с остракизмом), тем сильнее должно быть желание денег.

Работа, которую мы сегодня рассмотрим (Zhou, Vohs, & Baumeister, 2009), взялась исследовать вопрос о деньгах и социальном остракизме.

Социальная отверженность, вообще, вещь, в буквальном смысле, неприятная и болезненная. Так, опубликованное в 2003 году в журнале Science, исследование (Eisenberger, Lieberman, & Williams, 2003) с использованием функционального томографа показало, что социальное отвержение (остракизм) производит реакцию мозга похожую на ту, что возникает при физической боли. Также, при остракизме возникает локализованная анальгезия – уменьшение чувствительности к физической боли, аналогичная реакции организма на болевые ощущения (когда болит что-то одно, другие зоны становятся менее чувствительны).

В первом эксперименте, студентов (группами по четыре человека) собирали в общей комнате и задавали несколько вопросов, чтобы они могли представиться и познакомиться друг с другом поближе. Затем их разводили в отдельные комнаты, сказав, что им предстоит решать задачи вдвоем, и поэтому они должны выбрать партнера из тех, кого они только что видели. Затем было два варианта развития ситуации, случайным образом определяемые для каждого студента. В одном варианте экспериментатор возвращался и говорил, что все в порядке, партнер у студента есть, а в другом – что, к сожалению, никто не захотел вместе с вами работать, и поэтому делать совместное задание не удастся.

Тем временем, есть время сделать другие задания – и в обоих условиях студенты делали три задачи. Поскольку эксперимент проводился в китайском университете Сунь-Ят Сена в Гуанджоу, первая задача состояла в том, чтобы по памяти нарисовать лицевую сторону монеты в один юань. Вторая задача – получив лист из семи видов приятных вещей в жизни (солнцу, пляж, шоколад, весна и так далее), решить, сколько из них они могли бы забыть до конца жизни за 10 миллионов юаней (около 1,4 миллиона долларов). И в конце, когда студент уже покидал комнату, заходил другой экспериментатор и спрашивал, нет ли желания пожертвовать деньги в благотворительный фонд.

В результате, отверженные студенты рисовали бОльшие по размеру монеты. А это, оказывается, означает вот что: в 1947 году был проведен небольшой показательный эксперимент (Bruner & Goodman, 1947). Людей просили нарисовать монетку по памяти, и выяснилось, что размер нарисованной монеты прямо пропорционально соответствовал желанию денег: чем больше – тем сильнее. Проверьте на своих знакомых :)

Отверженные студенты так же готовы были забыть большее число удовольствий в обмен на деньги и пожертвовали меньше денег, чем те, кого социальная среда не отвергала.

Во втором эксперименте, студенты, приходившие в лабораторию, в случайном порядке распределялись в одну из двух групп – одна составляла нейтральные слова из фрагментов, а другая – из слов, отражающих физические страдания и боль. Например, составить нейтральное слово из фрагмента КАМ_НЬ или В_ТЕР, или “болевое” слово из таких фрагментов, как Б_ЛЬ или ЯЗ_А. Всего выдавалось по 30 слов каждой группе, однако в экспериментальной группе только десять слов относились к страданиям и боли, а остальные двадцать были нейтральными. Сделано это было не для того, чтобы пожалеть студентов, а чтобы они не догадались о сути эксперимента, и заодно посмотреть, достаточно ли такого количества для достижения эффекта. Психологи, они такие :)

Затем, им давали листок бумаги, на котором были изображены десять монет разного размера трех номиналов, и они должны были указать те изображения, размеры которого точно соответствовали реальному размеру монеты такого номинала. Выполнив это задание, студенты должны были написать десять вещей в жизни, которые они считают самыми главными в жизни, кроме денег. Убедившись, что все написали, экспериментатор предлагал им определиться, какие из написанных вещей они отдали бы за 10 миллионов юаней. В результате, те, кто составлял слова, выражающие боль и страдания, из фрагментов, переоценивали размер монет и готовы были отказаться от большего количества главных вещей в жизни за деньги.

Еще один интересный опыт заключался в следующем: студентам, опять же, в случайном порядке, давали одно из двух заданий: пересчитывать реальные стодолларовые купюры или такого же размера бумажки, по 80 штук. А затем эти группы поделили на еще две подгруппы – руку фиксировали и указательный и средний палец погружали в ванночки с теплой и горячей водой. Контрольная группа испытывала только теплую воду, 43 градуса, тогда как экспериментальная – сначала такую же, а затем горячую, 50 градусов, на 30 секунд, что вызывало определенную боль. Затем студентов просили оценить чувство боли по девятибалльной шкале. Что выяснилось – чувство боли у тех, кто считал реальные деньги, была меньше чем у тех, кто читал бумагу!

Еще пара экспериментов рассмотрела и продемонстрировала, что потеря денег, отягощенная социальным отвержением, увеличивает уровень стресса, разочарования и страданий, а также уровень физической боли.

Итак, что мы понимаем теперь? Обладание деньгами имеет свои неоспоримые и очевидные преимущества, известные вам и без этих экспериментов. Однако, как мы увидели, даже сама мысль о деньгах приносит позитивные моменты. Так, банально пересчитав деньги, можно уменьшить эмоциональные, и даже физические страдания. А вспомнив о потере денег или просто о том, что вы их потратили на что-то, увеличивает уровень стресса и физической боли. С другой стороны, социальная отверженность и физическая боль вызывает рост желания денег.

Bruner, J. S., & Goodman, C. C. (1947). Value and need as organizing factors in perception. Journal of Abnormal and Social Psychology, 42, 33–44.

Eisenberger, N. I., Lieberman, M. D., & Williams, K. D. (2003). Does rejection hurt? An fMRI study of social exclusion. Science, 302, 290–292.

Zhou, X. Y., Vohs, K. D., & Baumeister, R. F. (2009). The symbolic power of money: reminders of money alter social distress and physical pain. Psychological Science, 20(6), 700-706.

Опять деньги

Постер с деньгами. Из статьи Vohs, Mead, & Goode, 2006.

В третьем эксперименте ученые предположили, что люди, праймированые деньгами, станут более самодостаточными, а значит, и будут помогать другим в меньшей мере. Манипулирование происходило так же, как и в первом эксперименте (составление фраз и набора слов), а задание было такое: экспериментатор говорила, что ей нужно кодировать данные, и было бы неплохо ей помочь, кто сколько сможет. Она оставляла на столе каждого участника листы с данными. Один лист требовал работы на пять минут. Как и предсказывалось, люди озабоченные мыслями о деньгах, помогали меньше: они в среднем затратили 25 минут на помощь, тогда как люди в контрольной группе – 42,5 минуты.

Четвертый эксперимент изменил условия. Это как правило делается для того, чтобы исключить побочные факторы влияния, которые могут производить побочный или искажать главный эффекты. Теперь, две группы, после таких же манипуляций с ними, как в первом эксперименте (составление фраз), были оставлены в комнате заполнять вопросник. Этот вопросник фигурирует во всех этих экспериментах – с одной стороны, он не имеет реального отношения к тому, что происходило, а с другой – замерял эмоциональное отношение, которое могло как-то повлиять на результаты. Через некоторое время заходила экспериментатор со своим помощником, которого представляла как еще одного студента, для которого не нашлось места, и оставляла их вдвоем. Ровно через минуту, этот помощник просил участника эксперимента помочь с заданием, в котором он ровным счетом ничего не понимает. Время, которое тратил человек на помощь другому, замерялось. Те, кто были праймированы деньгами, тратили менее чем в два раз времени на помощь, по сравнению с контрольной группой. Очевидно, они полагали, что человек должен сам справляться со своими проблемами и не лезть к другим.

В пятом эксперименте ученые решили изменить еще один фактор – а вдруг помощь, которая просила экспериментатор, воспринималась как такая, которая требовала профессионализма, особых знаний и поэтому так неохотно оказывалась? Что если помощь, которую просят, не требует вообще никаких способностей? Теперь участники играли в Монополию в течение 7 минут с помощником экспериментатора (но они не знали об этом факте), и в контрольном условии после игры оставались без денег, в условиях “малых денег” – с 200 долларами, а в условии “больших денег” – с 4000 долларов. Игровых денег, разумеется. Их выигрыш оставался лежать на столе. Затем их просили подумать о том, какая была бы у них жизнь соответственно – с большими деньгами, не очень большими деньгами, или просто о планах на завтра (в контрольном условии). Затем происходило нечто чрезвычайно остроумное. Еще один помощник экспериментаторов “случайно” проходил мимо, держа в руках бумаги и карандаши, ровно 27 карандашей. И “случайно” их ронял рядом с участником эксперимента. Исследователи подсчитывали, сколько карандашей тот поможет поднять. Те, кто был полон дум об больших деньгах, помогли подобрать меньше карандашей.

Другое исследование проходило так: по прибытию в лабораторию каждый студент получал 8 четвертаков (2 доллара) за участие в эксперименте. Им было сказано, что монеты использовались в другом эксперименте, который был закончен, поэтому лаборатория вынуждена заплатить именно ими (а не купюрами). Затем людьми манипулировали так же, как и в первом эксперименте (составление фразы), потом давали заполнить вопросники, а по окончании выступала исследовательница, объясняя им суть эксперимента (на самом деле, объясняя смысл совсем другого эксперимента). Уже уходя, около двери, она оборачивалась и говорил, что лаборатория в данное время собирает деньги для студенческого фонда, чтобы помочь нуждающимся купить еду, книги. “Если кто-то может помочь, будет прекрасно, а если нет – никаких проблем. Вон стоит ящик, для пожертвований, если что”. В думах о деньгах люди дали в два раза меньше денег, чем участники контрольной группы.

И еще один эксперимент. Студентов посадили за стол заполнять пресловутые вопросники. На столе стоял монитор компьютера, который ровно через шесть минут переключался на скринсейвер. В одном условии экран просто гас (контрольная группа), в другом люди могли видеть плавающих рыбок, а в третьем – плавающие по экрану деньги. Как только студент заканчивал заполнять вопросник, сообщалось, что ему предстоит сейчас знакомство с другим студентом. “Вы поговорите, познакомьтесь, а я пойду, приведу его (ее), а вы пока расставьте стулья”, – говорила экспериментатор и исчезала в дверях. И, что вы думаете, замеряли психологи? Расстояние между стульями, в сантиметрах! Те, кто был праймирован деньгами, поставили стулья в среднем на расстояние 118 сантиметров один от другого, тогда так в других условиях – 80 сантиметров. В другой версии такого же дизайна, студентам давали задание разработать рекламный материал и спрашивали, хотят ли они это делать в одиночку или с кем-то, и оставляли подумать об этом. Почти в три раза больше людей предпочли работать в одиночку, когда на экране плавали денежные банкноты. Рыбы и пустой экран оказывали практически одинаковое нейтральное воздействие.

Последний эксперимент на сегодня – студентов сажали за стол у стены, заполнять опять те же самые вопросники. На стене висел постер – в одном условии на нем были деньги (именно он изображен на картинке к этой статье), в других – либо морской пейзаж, либо цветы. Затем, им дали заполнить сам экспериментальный вопросник. Там были виды активности и отдыха, из которых надо было выбрать один из двух выборов – либо провести это в одиночку, либо вдвоем или большей компанией. Например, ужин дома вчетвером или четыре индивидуальных урока кулинарии. Как вы уже догадываетесь, те, кто был праймирован деньгами, выбирали чаще активность в одиночку.

Так мы подходим к обсуждению результатов этих экспериментов: люди, которым напоминают о деньгах, становятся самодостаточными, что означает, что они предпочитают работать независимо, в одиночку, хотят и становятся социально изолированными. Они становятся несколько эгоистичными, не хотят зависеть ни от кого, но и помогать другим тоже не особенно жаждут. Они предпочитают быть скорее в одиночестве, чем в обществе других. Удивительно, что эффект происходил несмотря на то, что мы постоянно видим деньги и уж чем-чем, но ими-то нас не удивишь! Цветные бумажки имеют такое потрясающее влияние, даже если о них просто напомнить. Что же происходит с людьми, которые по жизни работают с деньгами, особенно с наличными — кассирами, инкассаторами, наркоторговцами?!

Все эксперименты, перечисленные в статье – работа психологов Кэтлин Воз с факультета маркетинга Школы Менеджмента Карлсона при Университете Миннесоты, США, Николь Мид, с факультета психологии Государственного университета штата Флорида, США, и Миранды Гуд из отдела маркетинга Школы Бизнеса Содера при Университете Британской Колумбии в Ванкувере, Канада (Vohs, Mead, & Goode, 2006). Уж не знаю как вам, а по мне такие эксперименты – это песня какая-то, ода экспериментальной когнитивной психологии и просто сногсшибательная вещь.

Vohs, K. D., Mead, N. L., & Goode, M. R. (2006). The Psychological Consequences of Money. Science, 314(5802), 1154-1156.

Деньги

денежное дерево Деньги, как мы все знаем, — весьма могущественный ресурс и источник определенной силы. Мы полагаем, что желание ими обладать заставляет нас стремиться к целям. С другой стороны, мы также знаем, что деньги разобщают, ссорят и разводят людей. И тому и другому мы можем найти много примеров из жизни, литературы и искусства.

В серии статей я постараюсь вместе с читателями понять, как они влияют на нас, с психологической точки зрения. Начнем мы с одного исследования (Vohs, Mead, & Goode, 2006), которое тестировало гипотезу, что деньги и концепция денег активируют состояние самодостаточности и соответствующее поведение. Такое состояние означает акцентирование на собственных целях и их достижении, и одновременно, отстранения от других людей с их целями и желаниями. Действительно, деньги позволяют достигать каких-то целей без помощи других. Авторы полагали, что даже напоминание о деньгах будет заставлять людей чувствовать себя самодостаточными, стремиться избегать зависимости от других людей и прекращать зависимость других людей от себя.

В одном эксперименте создали три группы. Одна, как полагается, – контрольная, другая – с условным названием “игровые деньги”, а третья – экспериментальная. Первым двум группам дали 15 наборов, что называется, нейтральных слов, из которых (за исключением одного лишнего слова) надо было составить фразу. Например, набор “холодно стол снаружи сегодня”, должен, по идее, превратиться в “сегодня снаружи холодно”. Третья группа получила наборы со словами, которые должны были напомнить о деньгах, что называется, праймировать, людей мыслями о деньгах. Например, набор “зарплату стол высокую получать” должна превратиться во фразу “получать высокую зарплату”, и так далее. Группа под названием “игровые деньги” отличалась от нейтральной группы только тем, что у них на столе ненавязчиво лежала пачка денег из игры Монополия.

Затем участникам эксперимента дали сложную задачу. Задача, если вам интересно, такая – вам дают картонный квадрат и 12 дисков, аналогичных фишкам казино, и ваша задача – поставить диски так, чтобы на каждой стороне квадрата было по пять дисков. Объяснив задачу, экспериментатор покидал комнату, говоря, что он неподалеку и готов помочь, если необходимо. А вот время, которое требовалось людям, чтобы бросить самостоятельные попытки и обратиться за помощью, как раз то и было зависимой переменной, которая измерялась. Если за помощью не обращались, то эксперимент все равно заканчивалась через 10 минут.

Как и предсказывалось, те, кто был в контрольной группе, чаще и раньше обращались за помощью, чем те, кто был в группе с “игровыми деньгами” или в экспериментальной. Например, через 4 минуты, 75% контрольной группы просили о помощи, и только 25% из других групп. Различий между двумя “денежными” группами выявлено не было.

Во втором эксперименте ученые решили изменить некоторые вещи. Так, например, изменить позицию человека, оказывающего помощь, ведь могло же быть так, что люди не спрашивали о помощи из-за статуса экспериментатора? Вторая деталь – возможно, напоминание о деньгах было не совсем то, что нужно. Прайминг в первом эксперименте скорее активировал идею денежного состояния, а теперь было решено активировать идею огромного количества денег у одних, а у других — скудность денежных средств. Для этого участников эксперимента разделили на две группы, и обе читали вслух тексты, перед камерой. У одной группы был текст о детстве, в тяжелых экономических условиях, а у другой — о детстве, где проблем с деньгами не было. Затем всем предложили решить задачу. Как делать задачу, экспериментатор показал на примере, – как, не отрывая ручки от бумаги, обвести все линии простой геометрической фигуры. Затем им было предложено решить аналогичную простую фигуру. Когда все поняли, что делать, экспериментатор давал задачу. Вот она-то была как раз не просто сложная, но и неразрешимая.

Ученый удалялся, но через две минуты возвращался в комнату со своим помощником, которого представлял как такого же участника эксперимента, который с задачей уже справился, и, если кому-то необходимо, он мог помочь. Время, когда терпение кончалось, и люди просили о помощи, конечно же, замерялось. На этот раз у людей было 20 минут. Между двумя условиями (группами) была выявлена статистически значимое различие. Так, например, на 15 минуте, 50% участников в условии “малых денег” сдались, и только 30% — в условиях “больших денег”.

Продолжение завтра.

Vohs, K. D., Mead, N. L., & Goode, M. R. (2006). The Psychological Consequences of Money. Science, 314(5802), 1154-1156.