Прошло пять месяцев с начала эксперимента по плацебо. Никто из тех, кто на него записался, не дошел даже до конца января, и это нормально. Поэтому я могу рассказать только про себя: эти пять месяцев были необычными. 

То, что открытое  плацебо, когда человек знает, что он принимает плацебо, работает – это уже банально. Почему оно работает в одних случаях и не работает в других, – пока непонятно. Так, я например, решил кое-какие проблемы со своим здоровьем, но не решил другие. И если раньше я считал, что плацебо – это, в большей мере, вопрос веры, и пытался понять, как ее создавать и культивировать, то сейчас я знаю, что вера – беспомощное, хотя и не лишенное изящества объяснение, которое ничего не дает. 

К сожалению, у нас нет достаточно глубоких исследований этих процессов. Возможно, потому, что стоит только чуть углубиться в лес вопросов, как оказываешься в области философии сознания, восприятия реальности, и эволюционной психологии. Эти области знаний переплетены так, что в мире есть немного мест, где готовы оплачивать такие исследования.

Зато у нас есть сознание. Мы вполне могли бы выполнять свои эволюционные цели без него. Как микробы или мухи, мы могли бы занимать теплое место в мире среди других, не особо сознательных существ: заниматься сексом, спать, и есть. Но у нас появилось сознание, функции которого нам до сих пор точно неизвестны. Сознание – пирог из бесконечных слоев иллюзий. Зная, что ничего эволюция просто так не делает, сознание нам для чего-то нужно.

Разбираться с этим увлекательно, но непросто. Легче всего начать с иллюзии свободы воли, но чуть погрузишься, и думать становится крайне сложно. Я, например, считал много лет, что свобода воли – иллюзия, и ты как зритель просто смотришь на происходящее, не имея на него никакого реального влияния. Но теперь я понимаю, что это тоже иллюзия, и никакого зрителя нет, как нет и личности, и то, что происходит – куда более странная штука. Казалось бы, какая разница? Но такие иллюзии создают мировоззрение и определяют все, что ты делаешь.

И так у нас возникают, как минимум,  две картины мира. Одна, где свободы воли не существует вообще, и мир детерминирован абсолютно, и все происходит, как и должно происходить. Вы должны были прочитать это предложение, ибо так было предопределено со времен Большого Взрыва. Если кто-то думает, что мог бы поступить иначе пять минут назад или двадцать лет назад, – то он в плену иллюзии. Мы не выбираем рождаться нам или нет, своих родителей, пол, цвет глаз и волос, рост, имя, место жительства, цвет стен в доме, форму кактуса на окне, ничего. Если кто-то думает, что он – источник мыслей и решений, то он также пребывает в иллюзии. Зачем эта иллюзия в мире, где все предопределено? Можно предположить, что она проявляется так же, как и все остальное, с большого взрыва и тоже детерминирована, и такова структура момента. Мы можем расслабиться и смотреть, что происходит. Но эта фраза обманчива, потому что расслабляться или нет, не мы решаем, так как в таком мире решать ничего невозможно.

Впрочем, есть другая картина мира. Хелен Биби, профессор философии из Университета Манчестера, как-то сказала, что «если мы посмотрим на последние миллион лет на молекулярном уровне, мы не увидим ни эволюционных процессов, ни поведения животных. Если мы посмотрим на мозг как на нейронную машину, мы не увидим там свободы воли, потому что это не тот уровень описания, на котором эта свобода появляется» (Crompton, 2015).

Поэтому мы нарушим идиллию детерминизма, и дадим себе хоть чуточку свободы воли. И как только мы так поступаем, все начинает обретать смысл. Сразу появляются хорошие новости: мы можем менять реальность, настоящую, хотя бы парочку ее видов. «Как именно» – не такой сложный вопрос, в самом деле, потому что вариантов не так много. Это вполне реализуемая задача на уровне техник изменения восприятия. Пределы изменений реальности наверняка есть, но конкретные границы надо проверять экспериментально. 

Другая хорошая новость: в нас много ресурсов, которые можно использовать для решения новых задач, даже таких, которые смело можно назвать нечеловеческими. И они настолько подозрительно легко могут становится частью нас, что мы явно не те, кем мы себе кажемся. Мы настолько адаптированы к жизни, что точно не используем весь свой потенциал. Но этот потенциал у большинства людей не вызывает интереса, потому что не имеет понятной связи с целями повседневной жизни. Эти цели – эволюционные, и они весьма просты, но на их выполнение заточено все наше тело, включая мозг. И только на эти цели, напрямую или опосредованно. Мы не меняемся так, как хотим, потому что у нас нет эволюционных программ для таких изменений. У нас есть программа выживания/оздоровления, и она прекрасна: посмотрите только на иммунную систему, но она несовершенна, и уже не удовлетворяет все наши интересы сегодня. Но программа выживания вторична к программе репликации и обеспечивает поддержание организма только в той мере, достаточной для размножения. 

Например: человек перенес инсульт и у него значительно ухудшились движения. Он знает, что если будет заниматься реабилитирующим упражнениями, то сможет восстановить моторные практически на 100%. У человека есть время и возможности заниматься, не надо ходить на работу и зарабатывать на жизнь. Но он не делает то, что необходимо делать: он хочет геймификации упражнений, потому что ему скучно, и он ищет мотивацию. Но, кажется, уже понятно, что и слова и концепции мотивации, лени, привычки – пустые. Эти концепции совершенно неверно описывают ситуации, с которыми мы сталкиваемся. 

У человека вообще плохо с адекватным описанием своего поведения. Поведение производится в одном месте, а объяснения – в другом, и между ними нет связи. Говорить о мотивации – почти тоже самое, что рассуждать об оттенках шерсти единорога. Причем о единороге скорее даже полезнее и практичнее, чем о мотивации: с единорогом не ошибешься, или ошибка не значит ничего важного. А вот объяснения нашего поведения всегда ложные, и не отражают истинных причин, и, зная это, пытаться найти новые объяснения – так же бессмысленно.

Мой пример: у меня разработаны около десяти программ для оздоровления. Это простые и легкие для выполнения упражнения, основанные на психологических методах. Но я их не делаю так, как надо бы делать. И не полезу в карман за словом, чтобы объяснить, почему я так поступаю. Но мне не пришлось бы ничего объяснять, если бы я делал это все с таким же упорством и энергией, с каким занимаюсь другими делами, которые имеют отношения к программам, которые я как мешок с биологической массой, состоящий в основном из воды, должен реализовывать.. 

Поэтому в планах на июнь – творческая передышка и подготовка, и с начала июля начнем инсталлировать программу, которая будет выдавать себя за эволюционно необходимую. 

Crompton, S. (2015). Free Will. The greatest illusion, BBC Focus, N 281, June 2015.

Психолог Роберт Орнстайн рассказал автобиографическую историю про образование связей между событиями. Он съел на ужин свое любимое филе миньон под беарнским соусом, и поехал вместе с женой в оперу. Там на него чихнул знакомый ему человек, и к вечеру психолог не на шутку разболелся. Когда он выздоровел, то обнаружил, что у него развилось отвращение к … чему?  Не к человеку, который на него чихнул, не к опере, не к жене, а к филе миньон. «Ну ёптвоюмать!» – предположительно вскричал он, негодуя о потере обожаемого блюда. Из всех стимулов, к которым могло бы выработаться отвращение, связывающее симптомы болезни, еда оказывается самым приоритетным.

Irvine, W. B. (2006). On desire: why we want what we want. Oxford, New York: Oxford University Press.

Решил собрать и посмотреть, что прочитал за год. 

Художественной литературы получилось немного:

Последние три месяца или около того шла первая публичная версия проекта, в которой участвовали все желающие. Мы прошли на самом деле только начальные шаги. Но те, кто стремился достичь каких-то результатов, их достиг, и гипотезы подтвердились.

Выяснилось, что:
1) Процесс нужно вести в форме коучинга.
2) Для максимального эффекта нужно гораздо больше времени.
3) Необходимо использовать больше разнообразных техник.

Запускаю вторую часть, которая стартанет в новом году, с первых чисел января, и продлится до конца мая, а для некоторых – до конца июня.
Очень важный момент: необходимо заниматься около 1 часа в день, почти каждый день, в течение 5-6 месяцев, для достижения целей. В особых условиях возможно сделать это за несколько дней, но в условиях обычной жизни – только так.

Приглашаю всех желающих.
Участие платное.

Цель: Вы создадите, и обучите ваши персональные оздоровительные средства и средства для изменения состояний.

Что мы будем делать: Вы физически сделаете «пилюлю» и будете наделять ее необходимыми свойствами с помощью различных техник и методов обучения.

Вы сможете использовать эти средства для:
Улучшения физических показателей здоровья
Максимизации качества сна
Модуляции иммунной системы
Улучшения спортивных и когнитивных показателей
Развития способностей и
других задач
Потенциал применения широк, поэтому надо будет уточнять, что вы хотите и что из этого возможно.

Другие детали — в предыдущей статье.

Если вам это интересно – пишите мне в WhatsApp и Telegram.

Продолжаю работы с плацебо, и это оказывается захватывающей одиссеей, которую нельзя было и представить в начале пути. Само плацебо оказывается такой «отмычкой», которой можно открывать и другие тайны, например, восприятие и изменение реальности.

Исследованием плацебо в мире занимаются несколько сотен академических ученых. Кроме них есть люди, известные в еще более узких кругах, но они изучают это объект с куда большим рвением, и знают много интересного. Вот цитата из статьи, написанной такими людьми, и вы сразу догадаетесь, кто они такие и чем занимаются:

«Избыток эффекта плацебо в индустрии клинических исследований можно рассматриваться только как чуму с сопутствующими коварными последствиями. Это утверждение вытекает из того, что процент неудач психиатрических препаратов из-за плацебо составляет более 50%, и что 30-40% субъектов, участвующих в медицинских исследованиях, и принимающих плацебо, сообщают о значительном улучшении состояния».

Каков слог! «Чума»! «Коварные последствия»! Читаем дальше:

«Сила эффекта плацебо в клинических испытаниях и других исследовательских проектах (например, академических) проявляется при широком спектре заболеваний, включая шизофрению, депрессию, тревожное расстройство, биполярную манию, сердечную, сердечно-сосудистую систему, боль, мигрень и двигательные расстройства.

Несмотря на то, что для уменьшения эффекта плацебо были реализованы или рекомендованы различные методологические стратегии (например, централизованные рейтинги, удаленный мониторинг со стороны экспертов, уменьшение продолжительности оценки, продолжительность текущего обострения болезни у субъекта и различные процедуры вводной фазы), данные указывают, что эффект плацебо только увеличивается с течением времени, с риском для Большой Фармы потерь в размере 2,5 миллиарда долларов на каждое новое лекарство» (Hassman et al., 2017).

Эффект плацебо увеличивается, отмечают авторы, несмотря на предпринимаемые усилия. Причем, эти стратегии, про которые они пишут – вполне себе нешуточные. Например, некоторые «процедуры вводной фазы» устроены так: перед началом деления людей на группы, всем дают плацебо в течение какого-то времени, и смотрят на реакцию участников. Тех, кто хорошо реагирует на плацебо, стараются исключить.

Но как же удивительно, что, несмотря на все эти ухищрения, эффект плацебо проявляет себя снова и снова, с неиссякаемой силой? Возникает очевидный вопрос: как же может работать плацебо, если ему не то, что мешать, а наоборот, дать раскрыть все возможности?

В самой статье, которую я процитировал, говорится об эффективности нового метода: специально разработанном скрипте, который зачитывают всем участникам клинических испытаний на важных этапах исследования. Цель скрипта – максимально снизить влияние плацебо. Я пока не смог раздобыть текста этого заклинания.

В типичной статье о плацебо, написанной журналистом, мы непременно найдем пассаж о том, что плацебо – не всесильно, и не стоит преувеличивать его эффект. Те же, кто, проводят клинические испытания для фармацевтических компаний, оценивают плацебо трезво («чума»!), и поэтому я изучаю, что они знают, чтобы это использовать в целях раскрытия человеческого потенциала.

Возможно, к удовольствию Большой Фармы, в ближайшее время плацебо будет вытесняться из клинических исследований, и вот почему:

Ситуация с COVID-19 может кардинально изменить отношение к плацебо.

Прежде всего, вопросы о том, насколько этично давать одним вакцину, а другим – плацебо, встали в обществе острее, чем раньше.

Кроме того, вакцины от Pfizer/BioNTech, и от Moderna показали эффективность в 95%, и для других вакцин, еще в процессе разработки, или новых исследований, это – плохая новость. Они не смогут сравнивать свою эффективность с плацебо: все будут смотреть, как они стоят рядом с этими двумя. Кто будет покупать вакцину с эффективностью в 80%, когда на рынке есть с 95%? В других условиях 80% было бы совсем неплохо.

Далее, с вакцинами против гриппа прошел проверку эффективности метод «корреляции защиты». Вместо того, чтобы проводить клинические исследования, исследователи берут кровь человека, получившего вакцину, и смотрят, произвел ли его организм достаточно антител, чтобы быть готовым бороться с заболеванием. Кстати, по COVID-19 такой анализ крови, относительно скоро будет доступен (Zimmer, 2020).

Также, идут работы по использованию искусственного интеллекта в клинические исследование. Например, Unlearn AI, компания из Сан-Франциско, создает цифровую реплику, Цифрового Близнеца участника клинических исследований, используя искусственный интеллект. В результате участник получает действующее лекарство, а его цифровой двойник – плацебо, со всеми вытекающими результатами. Это позволяет не использовать плацебо в реальности. То есть, вместо людей в группе плацебо будет машинная модель. Когда на кону стоят миллиарды долларов, машинная модель, я уверен, будет вести себя «правильно».

Еще в 2016 году Конгресса США принял акт для претворения в жизнь «более реалистичных исследований нежели контролируемые двойные слепые рандомизированные исследования». Таким образом, и юридические основания, и заинтересованные стороны, и общественное понимание уже есть (Shapiro, 2020).

У плацебо, возможно, именно сейчас возникает новая жизнь, свободная от противопоставлений с лекарствами, и перспективы, которые раньше и не снились. И вам стоит в этом поучастовать. Об этом завтра.

Hassman, H., Cohen, E. A., Myers, K. A., Hossain, S., Joseph, A. V., & Lobb, J. M. (2017). The Power of an Educational Placebo Response Video: Strengthening Subject Placebo Response Awareness Across Demographic Variables and Diagnoses. Poster at Annual CNS Summit Meeting, November 2017, Boca Raton, FL., USA.

Shapiro, D. S. (2020). The placebo paradox: Why a COVID-19 vaccine trial participant might drop out. Bulletin of the Atomic Scientists, December 9, 2020.

Zimmer, C. (2020). Could a Blood Test Show if a Covid-19 Vaccine Works? The New York Times, 4 Dec 2020.

Акт конгресса США — ссылка.