Сейчас модно называть психологию «не наукой» и утверждать, что решение всех проблем лежит только в «точных» науках. Психология ничего не открыла и не решила, говорят некоторые, и, отчасти, это так, но говорит о другом: о невероятно трудном для изучения объекте.
Стивена Хокинга как-то спросили, чем бы он занялся, после того, как разобрался в природе Вселенной. Он ответил: «чем-то очень сложным, например, психологией».
Психолог Роберт Орнстайн рассказал автобиографическую историю про образование связей между событиями. Он съел на ужин свое любимое филе миньон под беарнским соусом, и поехал вместе с женой в оперу. Там на него чихнул знакомый ему человек, и к вечеру психолог не на шутку разболелся. Когда он выздоровел, то обнаружил, что у него развилось отвращение к … чему? Не к человеку, который на него чихнул, не к опере, не к жене, а к филе миньон. «Ну ёптвоюмать!» – предположительно вскричал он, негодуя о потере обожаемого блюда. Из всех стимулов, к которым могло бы выработаться отвращение, связывающее симптомы болезни, еда оказывается самым приоритетным.
Irvine, W. B. (2006). On desire: why we want what we want. Oxford, New York: Oxford University Press.
В книге Embodied cognition (Shapiro, 2014), в одном месте увидел пример пояснения теории чувство-действие. Пример в духе Станислава Лема.
Некоторые летучие мыши производят ультразвуковые сигналы, чтобы, используя эхолокацию, находить себе еду. Этот способ позволяет вычислять координаты мухи или даже комара на расстоянии метра. Три стадии развиваются стремительно: в фазе поиска мышь летит почти прямо и выдает ультразвук сравнительно редко. Как только возвращается эхо, говорящее о дичи, мышь начинает выдавать сигналы чаще и меняет траекторию полета к жертве. По мере приближения звук издается с огромной частотой, позволяющей с ювелирной точностью положить дичь в рот.
Однако моль не ждет, чтобы стать ужином. Во-первых, крылья моли сделаны так, чтобы абсорбировать звуки на частоте ультразвука мыши, максимально поглощая эхо. Во-вторых, у некоторых молей есть преобразователь, по сути, антирадар, который позволяет им засечь эхолокацию мыши. Как только моль обнаруживает, что ее «облучают», она пикирует к земле, при этом производя элементы высшего пилотажа: резкие повороты, подъемы и петли.
В-третьих, некоторые моли сами производят ультразвуковые сигналы, которые сбивают мышь с толку. Одни виды сигналов моли говорят мышке, что «я – несъедобная», а другие вызывают интерференцию с сигналами мыши, расстраивая эхолокацию.
Эта гонка продолжается: мыши учатся производить ультразвук за пределами возможностей моли. Другие начинают охотиться в тишине, отключают эхолокацию, и с улыбкой и слушают сигналы, которые производит моль, чтобы сбить мышь с толку.
Shapiro, L. A. (2014). The Routledge handbook of embodied cognition. Routledge: New York.
В начале 2000-х было проведено одно исследование в области здоровья пожилых, показавшее, что их участие в образовательных программах вроде как снижает смертность. Было решено провести исследование с большим количеством людей, и ученые начали его планировать. Для этого они отобрали 860 пожилых людей, и разделили их на две группы – контрольную и экспериментальную, путем случайного распределения, при этом сами участники эксперимента не знали, в какой группе оказались. Они вообще и не знали, что их поделили на группы. Сделав это распределение, ученые продолжили готовить исследование, а через полтора года решили обратить внимание на состояние готовности групп к эксперименту.
Выяснилось, что в экспериментальной группе смертность была значимо выше в сравнении с контрольной группой (p=0.003). Напомню, что с участниками исследования не делали ровным счетом ничего. Они даже и не знали, что там у ученых происходит. Но если бы ученые применяли в экспериментальной группе что угодно, результаты показали бы, что это убийственно плохо.
Ученые сами обалдели от такого результата, назвав его каким-то методологическим невезением, глюком, причин которого, впрочем, выяснить им не удалось.
Очаровательная история, на мой взгляд, которую стоит вспоминать, когда начинает казаться, что в чем-то уверен на 100%.
Vass, M. (2010). Prevention of functional decline in older people: The Danish randomised intervention trial on preventive home visits. København: Museum Tusculanum.
Моя прапра- (плюс еще около 2000 раз) бабушка переспала с неандертальцем. Я долго мучился, не понимая, как мне к этому относиться. Беседы с психотерапевтами не помогали, и я начал пить. Однажды собутыльник спросил, почему я так уверен, что что-то было. Он сам-то, например, не помнил, что было с ним накануне, а тут события 50,000 летней давности. 23andme.com, которому сдал свой образец ДНК 10 лет назад, сообщил мне о наличии у меня 301 варианта неандертальцев в моей ДНК. Примерно столько имеют датчане и шведы, но это другая история.
А потом случайно я прочитал статью про одомашнивание животных. О том, как выдающийся советский ученый Дмитрий Беляев одомашнил лис, доказав тем самым процесс одомашнивания животных, в частности, собак. Кстати, одомашненных лис продают, и они, как говорят, не хуже котиков (и мой кот убил бы меня за это темной ночью, если бы узнал, что я такое говорю).
Интересно, что у домашних животных появляются особые признаки – белые пятна на шерсти, голубые глаза, челюсти становятся меньше, череп сужается, а характер становится мягче и добрее. На основании этого была даже выдвинута гипотеза о том, что людей одомашнили неандертальцы. Отбирали самых милых, покладистых и отзывчивых. Жили дружно и весело. Смотрите, как они прекрасны:
Неандертальцы. Работы Tom Björklund
А потом неандертальцы исчезли, оставив во многих людях, как и во мне, частичку себя. Никто не знает точно, почему и как это случилось, но самые ходовые версию по этому поводу – о том, что они были тупые и не смогли выдержать конкуренции с людьми. А можно предположить, что они были как раз отличные ребята, которых перебили, так же как мамонтов, прирученные ими же люди. На людей это очень похоже.
Поэтому я посмотрел на историю под другим углом. Тот неандерталец любил мою прабабушку, а она – его, и вместе позаботились о ребенке. Именно поэтому малыш выжил, вырос и продолжил род. Оценивая качества, которые в дефиците у людей именно в той же пропорции, в какой в жилах у меня течет кровь неандертальцев, я могу смело предположить, что свободолюбие и острое чувство справедливости у меня именно от дедушки-неандертальца. Спи спокойно, дедуля. Теперь я не только покончил с мучившей меня историей, но и нашел повод для гордости. Вот он, кстати:
Мощи святых, со времен раннего средневековья, представлялись весьма ценным объектом. Во-первых, они творили чудеса и могли оберегать местную общину, а во-вторых, привлекали паломников. Это все так или иначе превращалось в деньги, в благополучие и счастье. А в погоне за счастьем оно ведь как бывает?
Так, один святой, впоследствии известный как Мартин из Тура, был довольно дряхлый, но находил силы мотаться между двумя городами. Жители этих городков уже давно отслеживали, когда можно будет забрать остывающее тело себе, и готовы были убивать, чтобы заполучить мощи себе, зная о планах соседей. Но не уследили, и Мартин умер в деревеньке между этими городами. Жителям деревни, на которых нежданно свалилась такая удача, удалось лихо обмануть оба города, спрятав тело и придумав убедительное алиби.
Елизавета Тюрингская, венгерская принцесса, настолько была добродетельна, что сомнений в ее посмертном переводе в разряд святых не было ни у кого. Когда она умерла в 1231 году в возрасте 24 лет, люди просто разорвали ее тело на кусочки, чтобы иметь свои собственные частички святой.
С Ромуальдом случилась история еще курьезнее. Он почитался святым уже при жизни. Будучи очень старым, в одном небольшом монастыре, он обмолвился, что он думает переехать в другой город. Товарищи посовещались, и перспектива потерять его мощи на радость каким-то недостойным соседям их категорически не устраивала. Ромуальда убили.
Barley, N. (2006). Grave Matters: Encounters with Death Around the World. New York : Henry Holt & Company.
В прошлом году Шри Нарайанан из Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе проанализировал 100 самых кассовых фильмов за последние три года (Reynolds, 2017). Анализ проводился с помощью программы, распознающей людей, их пол, и некоторые действия, которые они делают, например, говорят. Выяснилось, что в этих самых кассовых фильмах женщины показывались только в 36% от общего времени показа всех героев в сценах. В фильмах, получивших Оскара, это процент еще ниже – 32%, при этом говорят они всего 27%.
Из другой подборки в 300 фильмов выяснилось, что в криминальных драмах женщины показаны менее чем в 25%, в драмах – в 33% случаях, и только в одном жанре целых 53% — в фильмах ужасов. Всё это что-то значит, и дело не только в гендерных стереотипах и предубеждениях.
Reynolds, M. (2017). Gender bias in films laid bare by software, New Scientist, N 3117, 18 March 2017.