Хотите фокус? Посмотрите сейчас себе на колени – видите кролика? Погладьте его, он такой милашка. Не увидели кролика? Что ж, фокус не удался. Попробуем по-другому.

В одном эксперименте (Kosslyn et al., 2000) людям показывали картинки, две из которых вы видите слева. Иногда, когда люди смотрели на цветной паттерн, им говорили, чтобы они видели его как черно-белый; а когда смотрели на черно-белый паттерн, говорили, чтобы видели цвета.

В одном условии люди «реально видели» цвета на черно-белой картинке, и «не видели» их на цветной. Это подтверждалось данными томографа. Дело в том, что все испытуемые были высокогипнабельными – так называют людей, которые легко поддаются гипнозу и выполняют практически все, что им внушают; именно такие люди – действующие лица всех чудесных трюков и эффектов гипноза.

Когда они были в обычном состоянии, они могли лишь притворяться, или воображать, что не видят цвета, где он есть, или видят его там, где его нет. Мысленное воображение цвета активирует fusifom gyrus (Brodmann 37) правого полушария. Это означает, что хорошее воображение может превалировать над восприятием, то есть, в буквальном смысле, воображаемая картинка может покрыть собой реально воспринимаемый объект.

В гипнозе у людей отмечалась дополнительно активация зоны цвета в левом полушарии, чего в условиях воображения не удается произвести. Такая активация характерна для гипноза. Однако к объяснениям насчет активации тех или иных регионов следует относиться с осторожностью. Мозг, как показывают некоторые исследования, оказывается еще пластичнее, чем мы думали. Цвета могут обрабатываться регионами мозга, о которых бы этого и не подумали (исследования с британским савантом Даниелем Тамметом).

Эксперимент с восприятием цвета в очередной раз продемонстрировал, что гипнотическое состояние – реальный феномен, а не просто притворство. Но это все прелюдия, показывающая то, что есть состояния, когда мы начинаем успешно верить в то, чего нет.

Мне всё это видится как любопытная задача: Как сделать так, чтобы через несколько минут какого-то воздействия любой человек мог «реально» увидеть цвета на черно-белой картинке? Чтобы он не мог  ответить на вопрос: Какая их этих картинок цветная?

Чтобы он, в конце концов, мог легко увидеть, что за слово написано на картинке ниже:

Чтобы он мог легко увидеть кролика у себя на коленях и погладить его. Чтобы даже вы, зная всю кухню воздействия, попадали бы под его влияние.

Решения у этой задачи есть. Одно мы видели – гипнотический транс, но решение это весьма неуклюжее, и не всем подходит. Нужно воздействие, которое происходит во время слайдшоу этих паттернов, и в конце, скажем, третьей минуты уже должен произойти эффект. Потенциально продуктивный способ — научиться синестезии, и сделать ее гибкой с самого начала.

Разумеется, метод, с помощью которого мы можем проделывать такое, применим для других, более полезных способностей, нежели цветоразличение. Без преувеличения, это — один из ключей к сверхспособностям.

Kosslyn, S. M., Thompson, W. L., Costantini-Ferrando, M. F., Alpert, N. M., & Spiegel, D. (2000). Hypnotic visual illusion alters color processing in the brain. American Journal of Psychiatry, 157(8), 1279-1284.

Кто меня знает, в курсе, как я относился к тесту Люшера до недавнего времени: лицо покрывалось всеми цветами из этого теста. В этом месяце почему-то сразу несколько человек спрашивали меня про него, а некоторые даже пытались рассказать и объяснить, насколько он прекрасен, и как им пользоваться.

И тут я понял, насколько глубоко заблуждался насчет этого теста. Наконец-то до меня дошло! Теперь я понимаю, что этот тест – вовсе не о предпочтениях к тем или иным цветам. Это самый лучший тест, который человек проводит самостоятельно, без принуждения, прямо перед тобой, давая понять однозначно, насколько он понимает, что такое психология.

В двух-трех предложениях человек сообщает, какую муру он читал или читает по психологии, насколько ему это интересно на самом деле, есть ли у него критическое мышление, и насколько современное представление у него о науке. И в этом плане тест Люшера – просто находка! Он даже превосходит тест Роршаха, потому что там есть вероятность того, что человек просто прикалывается :)

Вы сидите с друзьями, пьете вино, и, будучи уже подшофе, желая показаться утонченным ценителем, начинаете описывать вино, говоря, что это Chateau Pantalon Moulant обволакивает рот дымным фруктовым ароматом и цитрусовыми элементами, прежде чем ошеломить абсурдными нотками вареных креветок с садистским привкусом бразильского мясного кетчупа и перегретой на июльском солнце рьйохи. Это, ребята, — когнитивное пижонство: такие сравнения не передают смысла, даже если он и есть, и не помогают собеседникам понять, каков вкус вина.

Наш язык чрезвычайно беден словами, описывающими запахи. Еще в 1798 году Кант писал: «Запах не позволяет описать себя напрямую, а лишь посредством сравнения с другими чувствами» (Kant, 2006).

Современные ученые соглашаются: «Словарь запахов почти всегда связывает запах с физическим источником, например: апельсиновый, кофейный или сырный запахи. Это отличается от словаря цвета, в котором голубой, желтый и красный могут восприниматься сами по себе, отдельно от объектов, которые отражают световые волны определенной длины» (Wilson & Stevenson, 2006). Исследование 175 запахов показало (Kaeppler & Mueller, 2013), что 84% из них действительно описывают источник запаха: ванильный, заплесневелый, земляничный и прочие. Некоторые слова вообще вряд ли могут что-то передать слушателю, вроде: мистический аромат, запах свежести (свежая что: рыба или клубника, или это запах хлора?), или горячий запах.

Люди обычно корректно могут назвать около 50% запахов – это было показано в многочисленных экспериментах (Distel& Hudson, 2001). Как замечают авторы (Majid & Burenhult, 2014), если бы люди демонстрировали такие же результаты с визуальными объектами (оглянитесь вокруг себя и попробуйте назвать объекты, которые видите) им поставили бы диагноз афазии, серьезной патологии мозга. Или представьте, что кто-то может назвать только половину из семи основных цветов.

Иными словами, представление запахов имеет весьма слабый доступ к языку. Это, с большой вероятностью, отражает структуру мозга, его когнитивную архитектуру (нет дорог между восприятием запаха к языку, который мог бы выразить это запах, без привлечения других структур). Получается так, что запахи не играют существенной роли в жизни. Но эта идея кажется нам странной, ведь мы знаем массу примеров того, что запахи чрезвычайно важны для выживания. Мы знаем эти запахи, проблема лишь в том, что мы их не называем так же уверенно и абсолютно, как цвета. Даже ничтожный запах гниения распознается всеми людьми и служит предостережением от потребления продукта, источающего такой запах, в пищу.

Исследователи, знакомые с первобытными племенами, указывают на то, что в подавляющем большинстве случаев ученые исследуют языки обществ WEIRD (Western, Educated, Industrialized, Rich, Democratic), то есть, ИБДOЗ (индустриализированных, богатых, демократических, образованных, западных) обществ (русская аббревиатура моя). Первобытные или не в полной мере тронутые цивилизацией племена могут иметь совсем другую ситуацию. Сейчас мы рассмотрим два недавно опубликованных исследования.

В первом, два психолога (Majid & Burenhult, 2014) провели исследование в племени Джахай (Jahai) в Малайзии. Это кочевое племя охотников и собирателей в горных тропических лесах в Малайзии на границе с Таиландом. Ученые тестировали 10 мужчин Джахай и 10 мужчин в Штатах, проверяя, как они использую язык для обозначения запахов и цвета.

Всем давали понюхать 12 запахов: корицы, лимона, дыма, скипидара, шоколада, розы, ацетона, банана, ананаса, бензина, мыла и лука. Обратите внимание, что эти запахи – весьма привычны для западного человека, но не все из них знакомы для людей Джихай.

Что выяснилось:

1) У англоговорящих образовался слабый консенсус по запахам, то есть один считал, что пахнет так, а другой – иначе. У Джахай с этим все было нормально.

2) Длинные и путаные описания у жителей Штатов. Например, вот как описал запах один американец: « Я не знаю, как это сказать, сладкий, что ли? Да, сладкий. Мне показалось, что это как BigRed (прим.: жевательная резинка) или что-то такое, ну как сказать? У меня нет слова. Боже, это как запах жвачки типа BigRed, я могу так сказать? Хорошо — как BigRed».

Это известный феномен: так в другом исследовании (Engen, 1987) людям давали понюхать запах лимона, и получали следующие описания: как сосна, апельсин, леденец, чистящее средство с лимонным запахом, цитрус, конфетка, маркер, ягода, освежитель воздуха, освежитель для унитаза.

Джахай отвечали коротко и по существу, чаще всего называя запах одним словом.

3) Англоязычным потребовалось гораздо больше времени, чтобы определиться и выразить запах.

4) с наименованиями цветов, однако, картина была практически наоборот – жители западного мира называли их быстро и почти одинаково. У Джахай язык цвета беден.

Зато какое богатство в запахах: например, итпэт – аромат различных цветов и спелых фруктов, включая запах дуриана, духов и мыла, древесины аквиларии, и бинтуронга, медвежьей кошки, обитающей в джунглях, которая, как утверждается, пахнет попкорном (!).

К слову, бинтуронги (на фото), хоть и выглядят свирепо, в неволе быстро адаптируются и становятся очень милыми доверчивыми зверьками и вполне могли бы претендовать на роль кошек, если бы не одна проблема. Это — бесконтрольное и интенсивное мочеиспускание. А кому нужны такие друзья, правда?

Авторы остались уверены, что, судя по некоторым признакам, лексика запахов Джахай еще более обширна, чем им удалось установить.

Другое исследование, голландских ученых (Wnuk& Majid, 2014) изучало небольшое племя охотников и собирателей, обитающее в джунглях южного Таиланда, и насчитывающее всего около 300 человек. Народность называется Маник, и говорит на языке с таким же названием. Небольшой документальный фильм о них можно посмотреть здесь. В ходе наблюдений, опросов и экспериментов, авторам, специалистам по языку Маник, в течение трех лет, удалось собрать и изучить словарь, означающий запахи.

Слова Маник, означающие запахи, невозможно перевести напрямую на английский или русский языки. Но давайте попробуем представить, что в русском языке есть слово муйдос, означающее запах (такой реально есть у Маник) который производят: старая хижина, шкура убитого животного, грибы, гнилое дерево, бамбуковая трубка для воды, вода из бамбуковой трубки, голова полосатого лангура, голова лапундера (свинохвостой макаки), или голова медвежей макаки. Представьте, что это слово может быть еще и глаголом.

Когда мы говорим «мандариновый запах», нам приходится ориентироваться на одноименный фрукт как объект. Но если бы мы сказали, что запахло муйдосом, то нам бы не пришлось вспоминать всё вышеперечисленное, чтобы понять, о чем говорит человек. Мы сразу бы поняли, что реально замуйдосило:)

В языке Маник – более насыщенная лексика запахов. Они понимают, что запахи исходят от объектов и живых существ; запахи меняются. Так, например, свиной барсук в период дождей пахнет ужасно, а в сухой период — прекрасно. Племя охотится на него именно тогда, когда барсук благоухает, и готово по запахам в лесу понять, что пора сниматься с места и двигаться за приятно пахнущими барсуками.

Исследователи смогли разложить слова, означающие запахи, по измерениям, и показали, что в Маник первым критерием суждения о запахе, его первой характеристикой служит приятность. Вторым критерием – токсичность, опасность запаха – не просто антитеза приятности, а скорее сигнал для возбуждения и настороженности. Что интересно, аналогичная картина – и в наших языках.

Запахи означают выживание. Так, один из запахов, хамис – запах солнца, когда оно становится желтым, означает, что жара принесет с собой лихорадку и прочие болезни. Подбрасывание в костер костей и шерсти животных, что является приятными запахами, по логике Маник, позволяет противодействовать хамису.

Маник – знатоки и собиратели лекарственных растений, и запахи играют роль в определении качеств и ценности этих трав. Ритуал сжигания и экстракции таким образом именно запаха, нежели простого употребления растения внутрь, играет важную роль в исцелении.

Не все просто, впрочем – например канюс, запах чистоты, расценивается как очень приятный. Один фрукт, вид которого исследователи не смогли определить, тоже пахнет канюс, но аборигены избегают его есть, считая ядовитым. Лангуры, тонкотелые обезьяны, питаются этим фруктом, а Миник питается лангурами, и это нормально. Но, если обезьяна съела этот фрукт совсем недавно, и стала пахнуть канюс, Маник есть ее не будут. Они уверены, что если съесть такую обезьяну, то непременно заболеешь.

Другой запах, лспэс, означает запах еды и некоторых целебных растений, и считается очень приятным. Но есть табу, запрещающее смешивать этот запах с мясом дичи, или пахнуть лспэс, идя на охоту. У этого запаха несколько оттенков. Если оттенок один, производимый определенными растениями, то последствия серьезные: из джунглей выскочит тигр и откусит всем головы. Другой оттенок лспэс лишь снижает эффективность яда на стрелах во время охоты. Но и это не все – если табу все же нарушается, старшие товарищи знают, что надо добавить запах тамэ, запах горения одного ядовитого растения, оно забьет нос тигру, и тот не найдет дорогу в лагерь. Дай мы охотнику Маник попробовать наше Chateau Pantalon Moulant, его описание вина и реакция была бы для нас непредсказуемой, но точно не пижонской.

Чем эти исследования интересны? Предполагая, что структура языка отражает структуру восприятия, нам придется признать, что запахи не так важны для нашего выживания. Опытный горожанин легко отличит запах Макдональдса от Бургер Кинга и от Кентукки Фрайд Чикена, но если не сможет, он не умрет, а, в худшем случае, слегка разочаруется. Язык Маник показывает, что все структуры мозга на месте, и когда запахи реально важны, слова для них находятся. Наша цивилизованная бедность описания запахов с большой вероятностью, связана с культурными феноменами, формируя весьма слабые категории в языке. Иными словами, запахи важны, структуры для его обработки в мозге есть, и язык в состоянии их описать, и окажись мы в суровых природных условиях, мы стали бы легко различать канюс от муйдоса и без слов и на словах. Более того, недавние исследования показали, что олфакторное чувство у нас развито куда лучше, чем предполагалось ранее (Shepherd, 2004). Может быть, играет роль когнитивная скупость нашего мозга – зачем умножать сущности без необходимости, когда можно сообщить другому человеку о запахе, указав на уже существующий объект – апельсиновый, клубничный, ванильный?

Гипотетически, если мы станем обогащать свой язык словами, уникально определяющими запахи, расширять свой олфакторный словарь, без ссылки на объекты, наше восприятие мира существенно изменится. Но я лично не вижу ни одной причины, с чего вдруг мы станем это делать, и поэтому, вместо того чтобы сказать «замуйдосило чего-то к вечеру», мы просто скажем: «ямайским ромом пахнут сумерки».

Distel, H., & Hudson, R. (2001). Judgement of odor intensity is influenced by subjects’ knowledge of the odor source. ChemicalSenses, 26, 247–251.

Engen, T. (1987). Remembering odors and their names. American Scientist, 75(5), 497–503.

Kaeppler, K., & Mueller, F. (2013). Odor classification: A review of factors influencing perception-based odor arrangements. Chemical Senses, 38 (3), 189–209.

Kant, I. (2006). Anthropology from a pragmatic point of view (R. B. Louden, Trans.). Cambridge: Cambridge University Press.

Majid, A., & Burenhult, N. (2014). Odors are expressible in language, as long as you speak the right language. Cognition, 130(2), 266-270.

Shepherd, G. M. (2004). The human sense of smell: Are we better than we think? PLoS Biology, 2(5), e146.

Wilson, D. A., & Stevenson, R. J. (2006). Learning to smell: Olfactory perception from neurobiology to behavior. Baltimore: Johns HopkinsUniversity Press.

Wnuk, E., & Majid, A. (2014). Revisiting the limits of language: The odor lexicon of Maniq. Cognition, 131(1), 125-138.

Чудный генератор фраз для описания вкуса и запахов вин здесь.

Фото девушки Джахай отсюда.

На фото – образцы сигаретных пачек в Австралии. Запущенные в декабре 2012 году, они, наряду с другими мерами, должны помочь снизить число курильщиков с 15% в 2012 году до 10% в 2018 году. Случайно я узнал, что именно этот тон коричневого цвета был выбран путем исследований.

Оказалось, что так и есть – несколько консультационных фирм и специалистов работали над анти-маркетинговым проектом, чтобы создать максимально неприятную пачку сигарет. Думали и над палитрой: австралийская дочка компании GfK провела семь исследований, вовлекших более 1000 курильщиков возрастом от 16 до 64 лет, в поисках самого неудачного цвета. Неудачного, с точки зрения маркетинга, конечно: цвет, который бы символизировал плохое качество, максимальный ущерб для здоровья, дешевизну и неопрятность. Несколько цветов претендовали, но ни один не подошел по этим критериям максимально близко к идеалу, чем Pantone 448C.

Это здорово, хотя и крайне редко случается, когда правительство привлекает научный подход к решению социальных проблем. С другой стороны, сделают один мудрый шаг, но обязательно слажают десять раз.

Например: правительство первоначально называло цвет оливково-зеленым, но Австралийская Ассоциация Оливководов возмутилась и потребовала прекратить делать такие ассоциации! Ну тут-то ладно, претензия логична.

Как только запустили эти ужасные пачки, так появились на них наклейки. На фото – директор компании, выпускающей эти наклейки, довольный такой: ну ничего власти не могут сделать со свободой предпринимательства. Решителен слоган товара, чтобы не чувствовал курильщик себя обделенным: «Твоя пачка – твой выбор». Компания имеет мировой патент на этот «уникальный продукт», и не удивлюсь, что числится в каком-нибудь реесте инновационных стартапов.

В Австралии запрещены электронные сигареты. Почему? Может быть потому, что в жидкостях для электронных сигарет обнаружены табако-специфичные нитрозамины (TSNA, tobacco-specific nitrosamines), известные канцерогены. Ужас-ужас, если не учесть, что точно такой же уровень их в никотинозамещающих средствах: пластырях, жвачках и проч. А уровень TSNA в сигаретах просто тупо в 1000 раз больше. В тысячу раз! Но сигареты не запрещают. Электронные сигареты, на мой взгляд, являются лучшим средством отказа от курения сегодня. В свете борьбы с курением логики в таком запрете нет, а интересы каких-то компаний, наверное, есть.

Возвращаюсь к коричневому: я писал ранее (Возвращение коричневых), что некоторые тона этого цвета сегодня проникают в прежде немыслимые товары. А Pantone 448C, получив такую популярность, может еще выкинуть какой-нибудь совсем неожиданный фокус.